— Я знаю…
— Не перебивай! — прикрикнул на него Устрялов. — Так вот, у него там братишка голову сложил, а я сам воевал за речкой в ДШБ, когда ты еще сопливым пацаном на красноярском базаре у бабушек семечки тырил…
— В Афгане? Воевали? — удивился Лютый.
— В десантно-штурмовой бригаде под Кабулом. В первый год войны. Вот так, пацан, — серьезно посмотрел на него Устрялов. — Ты же знаешь, что десант своих не бросает?
— Знаю, — кивнул Лютый. — Это первый закон десантуры.
— Вот и мы не хотим бросать тебя на произвол судьбы. Так что, повоюй пока… Ты нужен стране.
Никакого пафоса не было в этих словах Устрялова. Фраза прозвучала как-то буднично и естественно — кто воевал, тот поймет.
— Кажется, я ни хера не понимаю в жизни… — смущенно и растерянно пробормотал Лютый: у него даже не было сил, чтобы встать со стула.
Кормухин вышел из комнаты в коридор и крикнул оперативникам, рассредоточенным по всей двухкомнатной квартире Кристины:
— Всем внимание! Работа закончена! Все поняли? Работа закончена! Все уходим! Уходим!
Сотрудники милиции и госбезопасности исчезли в одну секунду, не забыв закрыть за собой дверь.
— Олежка! — С громким криком в кухню ворвалась Ольга. — Олеженька! Любимый мой! Хороший мой! — Она бросилась на шею и покрыла его растерянное лицо горячими поцелуями. — Мой золотой! Как я боялась за тебя! Любимый…
И Кристина тоже пришла — из другой комнаты. Тихо встала на пороге и смотрела на влюбленных, ни слова ни говоря. Просто беззвучно плакала и… была счастлива за них обоих.
В черной БМВ, катившей по вечернему Красноярску, сидело только двое братков, но за ней следовал джип «чероки», до отказа набитый вооруженными бандитами.
— Не ссы, Шалый, — сказал водитель бумера, обращаясь к сидевшему рядом здоровому, похожему на борца-вольника, парню, — никуда этот крысенок от нас не денется.
— Да я и не ссу. Вот только вытащу его счас от этой сучки и порву как Тузик грелку, на хер!
— Не, блин, а че этой твари в квартире неделю не было?
— Да пряталась она где-то вместе с Лютым. А теперь, уроды, решили, что опасность миновала, что братва, блин, в натуре, забыла про их подляну.
— Косяков упороли видимо-невидимо, пидорюги, и думают, что все с рук сойдет!
— Блин, а кто нам ваще мазу дал, что этот Лютый со своей марухой, в натуре, вернулся к ней на хату?