Актриса

Громадный, сошедший с картин о старой жизни, двор. Банька со штабелем березовых чурок вдоль стены. Крытый черепицей сарай. Удивило, что двор вымощен булыжником. Не галькой, а настоящей брусчаткой, подогнанной одна к одной и без единой снежной проплешины.

«Хозяйственный старикан, — хмыкнула Оля чуть презрительно. — Одной ногой в могиле, а все туда-же. Суетится, хлопочет…»

Вернулся хозяин. Глянул на пассажирку, пытаясь что-то прочесть в ее лице. — Ну и то ладно, — хмыкнул непонятно. — Завтра, так завтра. А впрочем, все будет… Ты уж мне поверь.

Дед улыбнулся, и потеплело в сердце. Смогла вздохнуть полной грудью.

— Пойдем, гостья, дом покажу, познакомлю… — Михаил Степанович прихлопнул сухими ладошками. На звук подбежал большой, похожий на плюшевого мишку, пес. Водолаз обошел гостью, чавкнул, облизав нос, и шумно втянул морозный воздух.

— Смотри, признал тебя барбос мой. Минькой его зовут. Вениамином, то есть, — дед почесал лохматое, большое, как лопух, собачье ухо. — Ну, давай, познакомься с гостьей.

Пес пригнул лобастую голову и сунул ее под Олину ладонь, толкнул легонько.

— Погладь, погладь, — усмехнулся Михаил Степанович. — Я-то не любитель, а ему поласкаться хочется.

Провела по гладкой шерсти и услышала, как пес чуть слышно вздохнул.

«Надо же? — скупо улыбнулась Оля. — Поздоровался».

Но внутреннее убранство дома заставило удивиться. Вместо ожидаемой паутины, сумрака и крашеных полов деревенской избы встретил неяркий свет софитов и буржуйский, вощеный паркет.

Скинув обувь, прошла по теплым плиткам широкого, впору идти вдвоем, коридору, в гостиную. Матовая панель телевизора, диван, поблескивающий кремовой гладкой кожей. А самое главное, кресло-качалка с небрежно брошенным на нее клетчатым пледом у громадного, в пол стены, камина. Старинные, часы на каминной полке и позеленевшие от времени канделябры с оплывшими свечами.

— Это гостиная, а твоя спальня будет наверху. Не холодно в доме? Автомат на двадцать четыре градуса выставлен, но если тебе будет прохладно, ты скажи, — хозяин поднялся на второй этаж, повернул витую ручку двери, пропуская гостью вперед.

Добротная деревянная кровать, с гнутой спинкой, застеленная шерстяным покрывалом, ковер, огромное окно во всю стену, закрытое тяжелыми портьерами. Небольшой телевизор-панель.

— Располагайся, — шагнул дед к выходу. — Надумаешь помыться, дверь в душ слева. Халат, полотенце — в шкафу. Барахло свое лучше не одевай. Сегодня как ни-будь, ну а утром подберем чего-нибудь. — А я в кухню, приготовлю поужинать там чего на скорую руку.

Гостья осмотрелась, нерешительно присела на мягкий край кровати, озадаченно почесала колючий ежик. И тут ей страшно, мучительно захотелось смыть с себя всю больничную грязь. Избавиться от преследующего ее запаха хлорки и еще чего-то. Отыскав на полке махровый халат в целлофановой упаковке, отворила покрытую березовым шпоном верь в ванну. Душевая кабина за матовым стеклом поразила обилием непонятных ручек. Однако разобралась. Долго стояла под горячими струями. А накинув мягкий, до самого пола, халат, нечаянно глянула в запотевшее зеркало. Отшатнулась. И в то же мгновенье наваждение исчезло. Сдавило сердце.

Пересилив себя, закончила туалет, и спустилась по высоким ступеням на первый этаж. Кухню нашла с третьей попытки. Обычная по европейским меркам столовая, отделенная от кухни небольшой стойкой, в затерянной среди леса избе смотрелась неожиданно. Веер блестящих нержавейкой ножей, керамика продвинутой плиты. А за полукруглым, аккуратно сервированным столиком, сидел хозяин.

— Ужинать будешь? — попросту осведомился он, прихлебывая чай.

Кофе оказался хорош. Так же, как и чашка из невесомого фарфора с тоненькой золотой полоской по краю.

Дед прищурился, разглядывая ежик Олиных волос.