Товарищ Кощей

22
18
20
22
24
26
28
30

Потом Гусев опять шевелил по очереди руками, ногами и головой, но теперь уже не заботясь о том, чтобы не свалилось одеяло. Потом он попробовал сесть, потом встать... В общем, как сказал один умный человек, всё повторяется...

Наконец, когда Сергей, сделав два круга по палате, снова опустился на койку, князь, отступив на шаг и внимательно его оглядев, спросил, что майор предпочитает: отправиться домой или пролежать тут ещё сутки? Или, может, в госпиталь?..

Гусев, которому в кои-то веки предложили выбор аж из трёх возможностей, насторожился. Жизнь приучила, что если вдруг становится слишком хорошо, значит, где-то не доглядел. Другое дело, что сейчас можно было не пытаться выяснить что-то окольными путями, а спросить прямо.

Князь, перед тем как ответить, обернулся и несколько секунд смотрел на стоящую почти в середине палаты и хлопающую глазами "статую" Розалии Альбертовны. Потом снова повернулся к Сергею:

- А скажи-ка, Гусев, нет ли у тебя желания тут ещё полечиться?

Майор отрицательно качнул головой и тут же поморщился из-за боли в шее. Напарник, внимательно за ним наблюдавший, хмыкнул и продолжил допрос. Теперь его интересовало, не было ли у Сергея желания отправиться в госпиталь, скажем, в Москву или ещё куда, где его будут лечить не дедовскими способами, а достижениями современной медицинской науки.

На этот раз Гусев просто сказал "нет" и нахмурился: выражение про достижения-и-так-далее показалось знакомым. Очень знакомым. И почему-то... очень важным? Нахмурившись ещё сильнее и наплевав на боль, Сергей закрутил головой по сторонам и остановился, только когда наткнулся взглядом на Розалию Альбертовну. В памяти всплыло предыдущее пробуждение и голос, мягко объясняющий, что...

Почувствовав, как на него медленно накатывает волна бешенства ("Во-во! Нечего тут кому попало в нашей черепушке лазать!"), Гусев поспешно перевёл взгляд на лежащие на коленях руки, сами собой сжавшиеся в кулаки.

- Зацепило всё ж, - хмыкнул князь и вздохнул: - Ох, люды! И откуда ж у вас дурости столько? - он снова вздохнул и положил на койку рядом с майором ещё один свёрток. С формой. Сапоги, начищенные так, что глядя в них можно было бы бриться, встали рядом с ногами Сергея. На пол.

Форма оказалась своей -- в смысле, Гусева -- парадной, со всеми наградами, вычищенной, выглаженной и не помявшейся (!) при переноске. И если последнее обстоятельство было заслугой только и исключительно напарника, то вот чистка, глажка, награды -- это явно бойцы постарались. И когда майор об этом подумал, на сердце потеплело, и Серёга даже простил всех -- и Абаева за его стрельбу не ко времени (однако объяснить ошибки надо будет, чтобы впредь не повторялись), и эту дуру, стоящую столбом и, похоже, не понимающую, как сильно она вляпалась.

Хотя-а...

- Княже, - надевая фуражку и привычно проверяя, как она сидит, Гусев повернулся к напарнику: - А что с такими, ну, в эти, в старые времена делали?

- Топили, - отстранённо хмыкнул Кощей, разглядывая что-то внутри Серёгиной груди. - В болоте.

- А... - майор хотел спросить: "А почему?" - однако вовремя догадался, что никто не станет держать рядом человека с такими способностями, если не уверен в его полной преданности, и спросил другое: - Над чем задумался?

- Да вот гляжу на тебя, - всё так же отстранённо проговорил князь, не прерывая своего занятия, - и думаю: негоже такого героя, как бревно, тащить. Неможно то. Невместно, да...

- И чего? - не выдержал Гусев, не дождавшись продолжения.

- Ножками пойдёшь! - лязгнул напарник, притворно хмурясь. Покрутил головой, разминая шею, и скомандовал: - Потопали!

И они пошли -- медленно. Сергей - осторожно переставляя ноги, а князь - аккуратно придерживая товарища за локоть. Розалию Альбертовну оставили в палате -- хлопать глазами и думать над своим поведением. Только сказали случайно проходившей мимо медсестре, забывшей при виде наград Гусева, куда она шла, что их начальница "к заходу отомрёт. Солнца". А до тех пор её можно и в угол какой переставить. Чтобы не мешалась...

В начале февраля 1943 года Харьковский, а за ним и Барвенковский "котлы" приказали долго жить. Почти одновременно. При этом если "харьковцев" сначала раздробили несколькими мощными ударами на мелкие "котелки", то "барвенковцы" не стали ждать, когда после "соседей" примутся и за них тоже, и сдались без боя. Правда, не сразу, а на следующий день после того, как узнали о попадании в плен командования 6-й армии. Хотя им - "барвенковцам" - в этом отношении было проще, поскольку их командующий, Клейст, с самого начала в окружение не попал.

Но если Барвенковский "котёл" был где-то там, то Харьковский -- вот он, можно сказать, под носом, и Гусев с князем, бывало, целыми днями бегали от одного штаба или особого отдела к другому, выясняя, опрашивая и допрашивая. А в конце дня вываливая собранное перед Командиром, который точно так же мотался в поисках необходимых там сведений, но только на таратайке и в сопровождении двоих молодых, оставляя третьего дежурить в штабе группы. И уже ночью "полковник" Колычев сверял, сравнивал, обдумывал и делал выводы.