Миро в замешательстве отложил пачку.
– Забавно, люди всегда ждут, что им ответят «конечно, нет», – сказал Селим. – Вы давно курите? У вас зависимость?
– Нет, я только сегодня начал, – буркнул Миро. – У тебя есть какая-нибудь работа?
– Друг моего отца держит бакалейную лавку в Безоне, я завтра приступаю. Курите, это я так, решил пошутить.
– До Безона неблизко.
– Да, я встану рано, постараюсь не шуметь. Лавка закрывается в девять вечера, так что… Вы мне откроете?
– Не жди меня, дорогой, ложись спать, я буду поздно, – прошептал Миро. (Он тут же понял, что так говорить не следовало: Селим недоуменно уставился на него). – Нет-нет, это не то, что ты думаешь, просто порой меня одолевают воспоминания.
Селим убрал со стола. Миро представил его младшим ребенком в большой семье: родня всю жизнь его эксплуатировала, и теперь он счастлив оттого, что приехал горбатиться в Париж и избавился от ее гнета.
– Наверное, тебе тяжело было уехать от родных.
– Нет, что вы! Мы жили вдвоем с отцом. Он собрался снова жениться, а я на дух не выношу его невесту.
– Тебе сколько лет?
– Я совершеннолетний. Мне девятнадцать.
Миро отодвинул стул и встал.
– Оставь посуду. Лемюэлю пора спать, да и мне тоже. Да, пока помню, вот тебе ключ. И давай уж со мной на «ты», так будет удобней, – бросил он, закрывая за собой дверь в спальню.
Лемюэль тут же начал ежевечерний ритуал: принялся ловить свой хвост, тереться о мебель, заваливаясь то на правый, то на левый бок.
– Нет, старина, это мое!
Миро поднял свою сумку и бросил на стул. На ковер высыпались монеты и кусочки рафинада.
– Что, псина, хочешь десерт?
Лемюэль живо повернул голову, помедлил, будто бы не веря, что кусок сахара настоящий, затем раскусил его и спрятался под одеяло.
Миро плашмя повалился на кровать. Он лежал неподвижно, глядя на вывалившиеся на пол из сумки книжицы из «Черной серии»[15]: «Затрещина Жюлю» и «Догадались?»