На лице Ларри было написано бешенство, будто помидоры из банки размазаны по его по щекам.
– Ты допустила большую ошибку, юная леди, – сказал он, нагнувшись к Карле. – Скоро ты в этом убедишься.
Он вышел, оставив маму всхлипывать, съежившись на коленях на полу, как улитка.
– Мамочка, прости, – прошептала Карла. – Я не должна была говорить про тетю в машине. Я обещала Ларри, что ничего не скажу. Поэтому он подарил мне гусеницу…
Мама подняла голову. Лицо ее было красным и в пятнах, совсем как только что у Ларри.
– Он тебя подкупил? – И зарыдала.
Она плакала так безутешно, что у Карлы заболело в животе. Боль становилось все сильнее и сильнее, пока не превратилась в пульсирующий узел.
– У меня живот болит, – тихо сказала Карла.
– Не жди, что я тебе поверю, – глухо проговорила мать, не поднимая лица. – Я в жизни больше никому не поверю. Никогда. Даже себе.
Ночью боль в животе усилилась. Во сне Карла видела раскаленный прут, избивавший ее изнутри, а за прут держалась Мария. Удар, еще удар по животу.
– Мария, – стонала Карла, – пожалуйста, перестань! Позволь мне играть с вами!
– Не волнуйся,
Глава 23. Лили
Домой из Хампстед-хит я вернулась около семи. Эд сидел за кухонным столом, занятый наброском.
– Мы выиграли, – сказала я.
Он вздрогнул. Я поняла: муж так увлекся работой, что забыл – сегодня вынесут вердикт. Но Эд сразу овладел собой.
– Прекрасно! – воскликнул он, вскакивая на ноги и сжимая меня в объятиях. – Это надо отметить! Откроем бутылку… и поговорим, как ты обещала.
Моя рука на дверце холодильника задрожала при мысли об этом разговоре. Бутылка пино, стоявшая на полке еще за завтраком, исчезла. Ясно, куда она делась… Но мне не хотелось затевать ссору.
– Открывать нечего, – коротко сказала я.
– Я сбегаю в бар… – начал Эд.