— Ладно, это можно выяснить. А потом что было?
— Потом стали людей находить. С ночи то тут, то там труп обнаруживался. Сперва пьянчужка один погиб, тоже горло ему волк перекусил. Потом стрелочник, тот, что в будке жил. Не помню, то ли он ночной поезд пропустить вышел, то ли снег разгрести, только утром жена нашла его мертвым. Потом…
— Погоди-погоди, — сказал я. — Мне, когда меня сюда направляли, о трех убитых говорили, неужели еще есть?
Творогов задумался.
— Убивают у нас много, почем зря, — сказал он наконец. — Про этих трех точно известно, что их оборотень прикончил. Что до других… Тут, может, на оборотня уже стали списывать любые убийства, кто их там ни совершал. Вот, например, недели две назад конокрада убили. Мало ли что там быть могло. Говорят, у него в тот вечер на танцплощадке из-за девки крупная свара вышла. Могли и поквитаться с ним после этого. Или еще кому досадил. Тут случай сомнительный. Но все равно и его смерть языки оборотню приписали.
— На танцплощадке… свара… — протянул я. — Выходит, он из местных — или, по крайней мере, бывал здесь часто?
— Да.
— И все знали, что он конокрад?
— Да.
— И всем было наплевать, что под боком конокрад живет?
— А чего дергаться? — ухмыльнулся Творогов. — С властью у нас, не в обиду вам, сами видите, какие отношения. Кто станет своего подставлять? Ну, ворует лошадей — и ворует, личное его дело, и никто в него носа совать не станет. У них — своя компания, у нас — своя.
— У них… Выходит, он не один такой был?
— Конечно, нет. Говорю ж, их компания подобралась. И все знали, чем они промышляют.
— Лошадей с конезавода уводили?
— Ну да!
— А зачем? В наших местах лошадь не очень-то продашь, — кстати, отметь, как я «вел» Творогова по разговору: в итоге, то ли в простодушии своем, то ли от излишне горячего желания убедить меня в правдивости жутких историй, но Творогов и не заметил, как проговорился мне на ту тему, про которую всего пять минут назад «толком ничего не знал». А именно, куда пропадают с конезавода живые лошади и кто их ворует. Ну, а я, естественно, не стал его поддевать. Нельзя было рвать ниточку, которая протянулась между нами.
В общем, Творогов подумал немного и ответил мне:
— Я по-всякому слышал. Кто говорит, для баловства, кто говорит, на лошадях им сподручней было добро со взломанных складов вывозить… Что точно знаю, на лошадях они на разборки выезжают, если на танцплощадке что-нибудь не то или вообще их обидят. От лошади не уйдешь, да и конный пешего всегда забьет. Особенно если с лошади ремнем солдатским или цепью молотить.
— Все равно не понимаю, — я действительно многого не мог взять в толк. — Если так, то при любых сварах на танцплощадке преимущество было бы на их стороне и они бы своего в обиду не дали. Верно? Это во-первых. А во-вторых, как же они лошадей воруют, если и запоры, и сторож с ружьем? Зачем тогда оборотня придумывать, если всякий может залезть на конезавод и увести лошадь, какая понравится? А ежели из баловства они их уводили — то из такого же баловства могли и лошадей порезать. И сторожа они могли порешить, если ребята отчаянные, а сторож им мешал. Не складывается все это.
— Нет, сторожа точно не они… И лошадей тех тоже. У нас, случается, и зверски убивают, но все равно по-другому как-то… В том смысле, что вот есть предел, которого человек перешагнуть не может, как он там жесток ни будь или какая ярость ему глаза ни застилай. А в тех убийствах не было ничего человеческого. Тут наоборот вышло. После того как сторож в первый же день погиб, никто больше не захотел идти на конезавод в ночь работать. Вот и вышло, что лошади почти без охраны стоят. А ребята как это поняли, так и свой шанс учуяли. И начали лошадей уводить.
ebooksa