— Что с ним? Нужна помощь? — участливо спросил Чхенкели.
— Нет, спасибо. Врач был. Ничего уже ему не поможет.
Махмуд печально прикрыл глаза, всем своим видом показывая, что ему тяжело об этом говорить.
— Что слышно об Эрушетове? — Чхенкели переменил тему разговора.
— Не знаю. С тех пор как я был у него неделю тому назад, о чем вам докладывал, ничего больше не слышал.
— Почему он не хочет спуститься в селение и жить нормальной жизнью? — включился в разговор Забродин.
— Говорит, что отвык от людей. Хочет жить один. Вам это трудно понять, а я понимаю. Горы тянут к себе, как бы вам объяснить. Не отпускают. Там есть своя прелесть... — Махмуд говорил с чувством, и ответы его казались убедительными.
— Он мог бы явиться с повинной, а потом жить там, где ему хочется, хотя бы в горах, — настаивал Забродин.
Махмуд удивленно посмотрел на Забродина.
— Да. А ведь в самом деле... Мы с ним об этом как-то не говорили. Я могу сходить еще раз...
— Вы ходили дважды?
— Да, товарищ начальник.
— Может быть, он не верит вам одному и лучше отправиться с кем-нибудь вдвоем, чтобы его уговорить? — спросил Чхенкели.
— Почему не верит? — вспыхнул Махмуд. — Он сам сказал, чтобы я пришел к нему... — в голосе Махмуда прозвучала обида. Он допил чай. Потом, подумав, сказал: — А вообще, как прикажете. Кого я должен взять с собой?
— Мы еще подумаем, — сказал Чхенкели, — и вас вызовем.
«Что-то в нем есть неприятное, — подумал Забродин. — И уж очень быстро он со всем соглашается».
Отпустив Махмуда, Чхенкели и Забродин долго еще сидели и обсуждали разные варианты. В конце концов Забродин сказал:
— Вы правы. Я согласен с вашим предложением. Сообщу об этом в Москву. С чего будем начинать?
— Я думаю, что сначала нужно вызвать в Тбилиси брата Эрушетова и поговорить с ним, обсудить обстоятельства дела.
Было около десяти часов вечера, когда Забродин вышел из здания МВД.