— Тут есть над чем подумать. Может быть, следует задержать Баланадзе в пути, пока он не доставил оружие Карониди?
— Тогда придется брать и Карониди. А если у него в Батуми связной? Ведь на следствии от Карониди ничего не добьешься... — возразил Забродин.
— Предлагаю Баланадзе пока не трогать. Усилить наблюдение за домом, а также на вокзалах, в портах, на аэродромах в Тбилиси, Кутаиси, Батуми.
— Принимается.
Рассуждая вслух, Забродин продолжал:
— Повезло Вахтангу. Хорошо, что не потребовалась помощь, хотя ниши люди были поблизости и наготове... Карониди жесток и безжалостен. Но все же, почему он не тронул этого шапочника? Ведь это свидетель против него.
— Карониди надеется, что ему удалось замести следы. А раз так, то нападение на кого бы то ни было пока исключено. До тех пор пока скрывается у Баланадзе, он будет осторожен. А когда покинет эту комнату, вот тогда другое дело. Тут уж смотри в оба...
— А зачем ему понадобилось расписание рейсов самолетов — Батуми — Тбилиси?
— Э, дорогой, не торопитесь. Я не Карониди, — Асатиани улыбнулся. — Через два часа узнаем.
Спустя два часа Вахтанг Чадунели сообщил Асатиани и Забродину о своей последней встрече с Карониди:
— Разговор был короткий, на улице. К себе в комнату он не приглашал. Взял бумагу с расписанием рейсов, дал мне деньги, не поскупился. — Чадунели достал из кармана сторублевую купюру и положил ее на стол. — Прощаясь со мной, Карониди сказал: «До скорой встречи!» Вот и все. — Вахтанг развел руками. — Больше узнать ничего не удалось...
— Не сказал, когда встретитесь и когда полетит? И ни о чем больше не просил?! — спросил Забродин.
— Нет. Я передал разговор точно, не упустил ничего.
— Думаю, что о будущей встрече он соврал, как врал вам до сих пор, — сказал Забродин. — Наверное, хотел припугнуть. Никакой встречи у вас с ним больше не будет.
— Я тоже так думаю, — сказал Асатиани. — Спасибо, — поблагодарил он Вахтанга. — Вы нам очень помогли.
Возвратившись домой после ночной встречи с Вахтангом, Карониди разбудил спавшего Баланадзе.
— Завтра тебе нужно ехать в Батуми.
Баланадзе сел на край постели и удивленно протер глаза. Потом сказал: