Они с удовольствием выпили. Фризе закусил маслиной, Корнилов — корочкой черного хлеба.
— Маслины доктор запретил?
— Боюсь привыкнуть, — усмехнулся генерал, — к вкусной еде, как и к власти, привыкаешь моментально. А потом настанет вынужденный пост — напереживаешься.
После второго стакана Владимир сказал:
— Завтра разыщу главбуха и чуточку потрясу.
— Володя! Можно я буду вас называть по имени? Племянник все-таки?
— А я вас дядюшкой?
Корнилов не понял, пошутил его гость или дал понять, что называть его Володей срок еще не пришел. «Ну и ладно, перетерпит, — отмахнулся он от этой мысли. — Мужик, похоже, неплохой».
— Володя! И вы надеетесь на успех? В лучшем случае, этот тип пошлет вас по матушке, в худшем — засадит в тюрьму за хулиганство. Кстати, он уже давно не главбух. Предприниматель.
— Заговорит! Он у меня заплачет кровавыми слезам!
— Прикуете наручниками к машине и пригрозите поджечь? Как меня?
— С волками быть… — Фризе вспомнил, как разогревал паяльник у себя на даче в Николиной Горе, когда поймал незадачливого воришку. Вспомнил, с каким ужасом тот смотрел на раскаленный носик паяльника.
Вечер песни
Корнилову нравился молодой сыщик. Умен, энергичен, ловок. Как лихо управился с наручниками! И все же генерал не чувствовал себя с Фризе свободно, раскованно. Что-то, какая-то малость мешала этому. «Может быть, я боюсь показаться вышедшим в тираж, отставшим от жизни ворчуном?» — думал он и сердился на себя за такие мысли.
— А у вас в УГРО с убийцами и бандитами сильно миндальничали? Цирлих-манирлих разводили?
— Чего только у нас не бывало, — Корнилов вздохнул. — И в милицию садисты попадают. Скажу за себя — в моем Управлении они не задерживались. Но и преступность была другая. Таких отморозков, как сейчас — встречались единицы.
— А вы, лично, били преступников?
— Бил. Еще как. Если при задержании возникала драка. А в камере, в кабинете при дознании — никогда.
— Да-а?
— Не верите? Напрасно. Да тронь я хоть пальцем арестованного урку, он меня на весь мир ославил бы. «Корнилов руки распускает!» Рукоприкладства они за мной никогда не числили.