Танцы на осколках

К полудню Брест дошел до деревни, указанной Лешиком. Местные крестьяне наотрез отказались проводить его к бабкиному дому, да еще и чеснока в руки натолкали. Узнав от них же, что знахарка уже с месяц как преставилась, мужчина крепко призадумался: с одной стороны бабка уже вряд ли что расскажет, с другой стороны, что делать дальше, бывший стражник не представлял. Терять было нечего, и он двинулся в сторону зловещей хаты.

Дорожка, ведущая на вершину холма, была еще заметна среди высокой травы и кустов, но местами начала зарастать. Уже неделю стояла солнечная погода с короткими ливнями, так что через месяцок тропинка окончательно затянется, и найти избу будет почти невозможно. Брест шел, всматриваясь себе под ноги: один раз едва не наступил на змею. Лес кругом становился все гуще, и свет, пробивающийся сквозь крону деревьев, был уже не таким ярким, хотя солнце стояло еще высоко. В чаще быстро темнеет, а задержаться здесь с наступлением темноты сродни самоубийству. Кто его знает, что тут водится: лешие, навьи, может еще какая нечисть. С одним-то мечом против них не попрешь. Брест ускорил шаг, и вскоре тропка вывела его на большую поляну с добротно слаженной избой.

Не зная чего ждать, наемник, стараясь не шуметь, обошел дом со всех сторон. Один вход, он же выход, окна завешены старыми тряпками, но внутри кто-то есть. Он вернулся обратно к дверям, осторожно вытаскивая меч из ножен. Мужчина прикрыл один глаз, привыкая к темноте, и толкнул дверь.

В полумраке спиной к нему стояла грузная низкая фигура. Та от неожиданности подпрыгнула:

- Тьфу, ты, ирод окаянный! Чаво вламываешься, как к девкам в баню. Стучать-то не учили?

Перед Брестом оказалась грязная старуха, она пыталась отдышаться, поправляя платок. Пара седых прядей выбилась из-под ткани и завесила лицо, а взгляд, которым старая наградила мужчину, пронизывал насквозь. Наемник поежился - не любил всяких ворожей. А эта особенно пришлась не по душе: она вся походила на старую облезлую ворону, бесформенные телеса завернуты в торчащие в разные стороны юбки и шали.

Вокруг бабки творился такой же бардак: кругом грязь и разбросанные вещи, больших размеров стол у окна был целиком завален какими-то горшками, пузырьками и прочим барахлом. За печью притаилась огромных размеров ступа, наполовину закиданная тряпьем. В избе стоял полумрак: на окнах висели грязные засаленные тряпки, и свет, кое-как пробивающийся из окна, падал мутным серым пятном. Смердело так, что хоть топор вешай. В печи полыхал огонь несмотря на теплый день, а из внушительного котла, стоявшего тут же, изредка с бульканьем вырвались клубы вонючего пара.

- Ну, - мужчину окликнул скрипучий голос, - По делу пытаешь, аль от дела лытаешь?

- По делу, по делу, – кивнул Брест, оставаясь на пороге. – Только говорят, будто ты померла недавно. Аль это не ты была?

Старуха помедлила немного, пожав плечами, принялась убирать вещи со стола:

- Отчего ж не я-то? Я, конечно, – она противно хихикнула. - Только так это дурачье деревенское от меня отстанет. Да ты не стой на пороге-то, не стой. Дверь закрой, а то комаров напустишь.

Наемник настороженно прошел вперед и прикрыл ногой дверь, не убирая оружие и не теряя бабку из виду.

- Принялись чавой-то часто они ко мне бегать, деревня-бишь: то корова разродиться не может, то «пособи, бабушка, дабы урожай был», тьфу, - ведьма сплюнула на пол. - Будто у меня своих дел нема. С чем пришел-то?

- А мне, значится, пособишь, раз в дом пустила? – недоверчиво протянул Брест.

- Ты человек служивый, небось и деньги имеются, а значит не за просто так гуторить будем. Мужичье-то платить не больно может.

Мужчина кивнул:

- Не за просто так. Скажи мне, старая, люди говорят, будто ты одна тут в округе снадобьями да ядами промышляешь, так оно?

- А ты часом не из церкви Трех? – оскалилась бабка.