— Ты чего смотрел?! — налетел Запрягаев на часового. — У тебя из-под носа хоть пулемет унеси. Забыл, что везешь? Ступай в купе, — здесь место другому.
Ребров, встревоженный долгим отсутствием Запрягаева, вместе с Воздвиженским показался в дверях.
— Что тут у вас?
— Да вот, зевает, а тут попутчик под вагоном прицепился.
— Где, где? — схватился Воздвиженский за рукоятку маузера.
— Да теперь-то его нет, — сказал Запрягаев. — Спрыгнул.
— Твои прохлопали, — повернулся к Воздвиженскому Ребров, — подтяни. — На станциях разговаривают, привлекают внимание…
— Э, плюньте, Ребров, что из пустяков шуметь. Ну, поговорили ребята, что из того? Дело не в вашей дисциплине, а в революционном самосознании…
— Ну, если так, то напрасно я с тобой болтаю, — сказал Ребров. — С сегодняшнего дня в резерве будешь. На постах держать вас не могу.
— Как хочешь, — пробормотал Воздвиженский и скрылся в своем купе.
— Вот шельма! Взять бы его? — посмотрел на Реброва Запрягаев.
— Погоди, до них еще дойдет очередь, — ответил тот.
Все дальше и дальше мчался поезд. Позади — чехи, на юге — эсеры, на севере — союзники. Надо спешить в Москву.
Глухие пермские и вятские леса сменились вологодскими жиденькими березками. Еще шесть часов езды — и Ярославль, а за ним и Москва.
Последняя остановка перед Ярославлем — Буй.
Белый вокзал виден издалека. Через минуту Ребров ищет начальника станции. В дежурной комнате никого не видно. Напротив — комната с наклейкой:
Комендант, низко нагнувшись над столом, о чем-то совещается с начальником станции. — Что угодно?
— Путевку.
— Куда?
— В Москву.