Талтос

22
18
20
22
24
26
28
30

– Помолчи, – велел Стюарт. – Я хочу составить собственное мнение, оценить ваше поведение.

– Пожалуйста, Стюарт, – согласно кивнул Марклин. – Вы убедитесь сами, что мы отважны и молоды, – да, глуповаты, возможно, но отважны и преданы нашему делу.

– Марк хочет сказать, – пояснил Томми, – что наше положение теперь лучше, чем мы могли ожидать. Ланцинг застрелил Юрия, затем упал и разбился насмерть. Столов и Норган мертвы. От них мы имели только постоянные неприятности, и знали они слишком много. Люди, нанятые для убийства, нас не видели. И вот мы снова здесь, в Гластонбери, откуда все и началось.

– И Тесса в ваших руках, никому не известная, кроме нас троих.

– Пустословие, – отозвался Стюарт почти шепотом. – Все ваши объяснения – чистая риторика.

– Поэзия – это истана, Стюарт, – возразил Марклин. – Высочайшая истина. А риторика – ее свойство.

Наступило молчание. Марклин хотел дать Стюарту возможность спуститься с холма. Заботясь о безопасности Стюарта, он обхватил его за плечи, и, к великому облегчению Марка, тот не стал возражать.

– Спустимся вниз, Стюарт, – предложил Марклин. – Давайте вместе поужинаем, мы озябли и голодны.

– Если бы нам пришлось сделать все заново, – сказал Томми, – мы бы поступили гораздо осмотрительнее. Не следовало лишать людей жизни. Наш успех был бы более достойным, как вы понимаете, если бы мы достигли тех же результатов, не причиняя серьезного вреда другим.

Стюарт глубоко погрузился в размышления, а потому лишь рассеянно взглянул на Томми. Снова поднялся ветер, и Марклин поежился от озноба. Если ему стало холодно, то что должен чувствовать Стюарт? Им следовало спуститься к гостинице. Они должны вместе преломить хлеб.

– Нам всем не по себе, можете поверить, Стюарт. – Марклин смотрел вниз, на город, и сознавал, что двое других наблюдают за ним. – Объединившись вместе, мы создадим некую новую личность, которую, вероятно, никто из нас не знает достаточно хорошо, некое четвертое реальное существо, которому мы должны дать имя, так как оно значит более, чем наши объединенные «я». Возможно, нам придется научиться контролировать его. Но уничтожить его теперь? Нет, мы не имеем права. Если мы так поступим, то предадим друг друга. Трудно смотреть правде в глаза, но смерть Эрона не имеет никакого значения.

Он разыгрывал свою последнюю карту, выкладывал глубочайшие мысли, и самое трудное заключалось в том, что приходилось говорить здесь, на пронизывающем ветру, и без всякого предварительного обдумывания, – им руководил сейчас только инстинкт. Наконец он поглядел на них – на своего учителя и на ближайшего друга – и понял, что произвел впечатление на обоих, возможно даже большее, чем рассчитывал.

– Да, и это четвертое реальное существо, как ты назвал его, как раз и убило моего друга, – спокойно произнес Стюарт. – В этом ты прав. И мы знаем, что могущество и будущие возможности этого четвертого существа невообразимы.

– Да, именно так, – невозмутимо пробормотал Томми.

– Но гибель Эрона – ужасная трагедия! Вы не должны никогда, вы, оба, слышите, никогда говорить о ней как о чем-то несущественном… Будь то со мной или с кем-либо другим.

– Согласны, – сказал Томми.

– Мой безвинно погибший друг… – проговорил Стюарт. – Ведь он хотел только помочь семье Мэйфейр.

– В Таламаске нет ни одного истинно невиновного, – заявил Томми.

Стюарт напрягся, разъяренный, но не нашелся что ответить, застигнутый врасплох таким простым утверждением.

– Что ты подразумеваешь под этими словами?