– Не надо! – он прыжком поднялся на ноги и наконец-то обернулся ко мне лицом. – Пожалуйста, не ходи к бабушке! Не надо!
Я торжествовала. Похоже, его слабое место обнаружено, и мне остается лишь ударить по нему посильнее.
– Я так и знал! – выдохнул Сашка, и я увидела, что его лицо на глазах окаменело, словно он нацепил на себя маску, и только в глазах раненой птицей метнулся страх.
По тропинке по направлению к нам шла старуха. Легкий морской ветерок трепал седые космы и края широких черных одежд. В одной руке она держала деревянный посох, в другой – пучок какой-то травы с мелкими желтыми цветами.
Мы молчали все то время, покуда она двигалась к нам.
Теперь, когда старуха приблизилась, я смогла ясно разглядеть ее лицо. Темно-коричневую, изрезанную многочисленными морщинами кожу, напоминавшую старую пиратскую карту, провалы щек – Мариинские впадины, лоб и подбородок – континенты, крупный крючковатый нос – горный пик. И наконец – глаза. Нет, самое главное – глаза. Ясные, морские, неожиданно синие и пронзительные. Острые, как иглы. Сейчас эти две иглы впились в меня по самые ушки. Старуха смотрела на меня так, будто видела насквозь, словно погружала в меня исследовательские зонды.
Она медленно, не говоря ни слова, прошла мимо, и мне показалось, что теплый июньский вечер вдруг наполнился холодом.
– Это твоя бабушка? – потрясенно спросила я, когда старуха скрылась из вида.
Белобрысый мальчишка кивнул.
– Убирайтесь отсюда. И чем раньше – тем лучше, – сказал он сухо и зло и, никак не объяснив очередную перемену своего настроения, зашагал по тропинке в сторону, противоположную той, куда ушла его бабушка.
Честное слово, истерик какой-то! Психолога на него не хватает, а то даже и психиатра.
Ну что же, разговора не получилось, однако идти жаловаться на мальчишку мне почему-то совершенно расхотелось. Странная старуха, наверное, сама маленько того… Вот и не следит за внуком. Небось, это у них вообще семейное.
Может, просто не обращать на психа внимания и не вестись на его дешевые пугалки? В конце концов мы уедем отсюда. Не когда он нам велит, а когда сами захотим, а все чудаки пусть себе живут как им вздумается. Мне-то что.
С этой мыслью я села на камень, еще хранящий тепло недавно погасшего дня, и стала смотреть на море. Было в этом месте что-то спокойное, что-то правильное.
Глупый мальчишка умел выбирать места.
Почти весь следующий день провела на пляже. Купалась в море, валялась с книжкой, подставляя солнцу то спину, то бока, и напоминала себе пригревшуюся на солнце кошку. Все тело наполнилось блаженной ленью, не хотелось лишний раз шевелиться. Вечером мы, одолжив у хозяйки переносной мангал, снова пришли к морю, чтобы запечь на огне рыбу, которую с самого утра наловил папа.
– Как хорошо здесь! – вздохнула мама, глядя в стремительно темнеющее небо. – Вот бы поселиться здесь навсегда!..
– Ага, – усмехнулся папа, целиком насаживая рыбину на выструганную из вишневой веточки шпажку, – это ты, Наташенька, сейчас говоришь. А сама бы, небось, через месяц от скуки взвыла. Вот погляди на Иришку. Здесь почему-то немного детей, она не знает, куда себя деть. Все с нами ходит.
– А может, ей с нами интересно? – предположила мама.
– Ага, – равнодушно кивнула я. На самом деле мне, понятно, хотелось бы с кем-нибудь подружиться, но, как справедливо заметил папа, детей в этом городке почти не наблюдалось, а мой ровесник, кажется, был вообще один. Тот самый Сашка, дружить с которым я вовсе не собиралась.