— Талисман, — ответил он. — Но одновременно и оружие. Возможно, единственное, что защитит нас от существа, против которого нам предстоит бороться.
Он выпрямился и закрыл крышку сундука. Как только он повернулся ко мне, я увидел на его шее тоненькую золотую цепочку. На ней висела пятиконечная золотая звезда. Она представляла собой точное подобие маленького талисмана, который я держал в руке, только была раза в три больше.
Но это было не единственное изменение, происшедшее с ним. Впервые за все эти недели Рандольф Монтегю вновь казался человеком, с которым я познакомился шесть месяцев назад в Нью-Йорке. Глубокие морщины, появившиеся на его лице после мучительной болезни, исчезли, кожа разгладилась и, словно по мановению руки волшебника, приняла прежний здоровый, свежий вид. Кроме того, Монтегю стал намного прямее держаться и казался гораздо энергичнее, чем всего лишь мгновение назад. Он излучал сипу. Силу, которая окружала его фигуру невидимой аурой.
— О Боже! — вырвалось у меня. — Что… как вы это сделали? Это… это почти волшебство!
В улыбке Монтегю промелькнуло чуть заметное презрение. Он подошел ко мне и взял меня за руку.
— Это не
Деревня была похожа на бурлящий колдовской котел. Крики умирающих, рев жаждущей крови толпы, выстрелы и беготня, треск пылающих домов, вопли охваченных паникой животных и людей — все смешалось в единую симфонию безумия, в ужасный концерт смерти, сопровождающий бушующий над Иерусалимским Лотом кровавый ураган. И лишь здесь, в крошечном домишке в самом центре деревни, который каким-то чудом до сих пор не тронула безумствующая толпа, царило молчание. Через тонкие стены и окна доносился шум, но сидящие в этом доме никак не реагировали на него и не нарушали молчания. Абсолютно никак не реагировали.
— Я… больше не могу, — пробормотала Лисса.
Буквально за последние минуты эта молодая женщина изменилась самым ужасным образом. Ее лицо осунулось и стало серым, глаза, словно ослепленные чем-то ужасным, потеряли всякое выражение и стали похожими на стеклянные белые шарики, а волосы сделались ослепительно белыми. Она заметно похудела. Магический огонь, бушующий в ее душе, за считанные минуты сжег жизненную силу, которой в обычных условиях хватило бы на десятилетия жизни.
— Я больше не могу это выносить, — пролепетала она, словно задыхаясь. — Эти убийства… это насилие и… боль…
— Держись, дитя, — прошептала сидящая рядом с ней седая старуха. Ее слова звучали как заклинание. — Пускай убивают! Это их ярость, и ты ее чувствуешь. Это боль и гнев тех, кто гибнет там, снаружи, их боль — это то, что приближает
Лисса хныкала. Ее пальцы впились в стол, ногти поломались, но она этого не чувствовала. Ее дух уже давно был сломлен, и даже если бы она захотела, то уже не смогла бы разорвать духовную связь, к которой ее принуждала старуха. Она была лишь инструментом, воротами, через которые психическое насилие, свирепствующее вокруг нее, изливалось куда-то в пространство и соединяло Иерусалимский Лот с местом в другой части мира.
Хаос, царивший вокруг нее, достиг своего апогея. Лисса чувствовала, как уходит из нее жизнь.
Но она также чувствовала, что, по мере того как незримое пламя в ней горело все слабее, нечто неописуемое, невероятное, находящееся за тысячи миль отсюда, становилось все могущественнее…
— Колдун! — я знал, что он говорил правду, однако сейчас я впервые в жизни проклинал этот человеческий дар.
В этот момент я все бы отдал за то, чтобы можно было закрыть глаза и просто забыть его последние слова. Рандольф Монтегю, человек, который заботился обо мне как родной отец и которого я любил почти как отца, — колдун!
— Мне жаль, Роберт, — сказал он тихо. — Я бы предпочел сообщить тебе об этом как-то по-другому, да и попозже, после того, как ты узнал бы меня лучше. Но не все, что обо мне рассказывают, — правда. Можешь мне поверить.
— Но вы… вы… — я запнулся и смущенно потупил взгляд, пытаясь подыскать подходящие слова и не находя их.
Мои мысли перепутались, а затем побежали по замкнутому кругу. Я уже о нем слышал — то, что обычно говорят о таких, как он. Если хотя бы десятая доля того, что рассказывают о магистрах черной магии, соответствует действительности, я стоял перед дьяволом в человеческом обличье. Андара был преступником, человеком, которому предъявлялись обвинения в десятках убийств и в бесчисленном множестве прочих злодеяний, но никто никогда не мог ничего доказать. Это значило, что он был связан с самим дьяволом, и я знал массу людей, которые утверждали это со всей серьезностью.
— Вы…