— Угадайте, Крэйвен.
— Понятия не имею, — сказал я, хотя это была неправда.
Я уже догадался, на что намекала Присцилла. Но подобное предположение меня просто поразило.
— Я была его любовницей, — сказала она. — Не по собственной воле, но это его мало волновало. Последние четыре года он приходил сюда почти каждую ночь. Он… он убил бы меня, если бы я не подчинилась.
Баннерманн кашлянул.
— Он вас…
— Он сделал меня шлюхой — именно так, капитан, — произнесла Присцилла ожесточенно. — Да. Целых четыре года он использовал меня так, как ему хотелось. Он был настоящим животным, капитан. Грязное, грубое животное. Вы меня, теперь, наверное, презираете, но…
— Никто вас не презирает, Присцилла, — вмешался я. — Но Лейман уже мертв, не забывайте этого.
— Что это меняет? — Присцилла вскочила. — Донхилл и впредь будет убивать, и теперь, когда Леймана уже нет, он попытается занять его место. Он давно уже на меня глаз положил. Ничего не изменится. Наоборот, все станет еще хуже.
Мы с Баннерманном некоторое время молчали. Наконец Баннерманн спросил:
— Так у вас нет никого, кто мог бы о вас позаботиться?
Присцилла отрицательно покачала головой.
— Моя мать умерла, когда мне был всего год от роду, — сказала она. — А моего отца они убили четыре года назад.
— Донхилл?
— Нет, Лейман, — ответила Присцилла. — Он ему мешал, и однажды, в полнолуние, когда чисто случайно в городе не оказалось ни одного приезжего, моего отца принесли в жертву чудовищу. Нет, капитан, я абсолютно ничем не обязана этому городишке, да и людям, которые в нем живут. Я хочу уехать отсюда. Вы возьмете меня с собой?
— Ну конечно же! — поспешно ответил Баннерманн. — И обещаю вам, что мы покончим со всем этим кошмаром.
Присцилла, по-видимому, предпочла ничего на это не отвечать. Она лишь улыбнулась, подошла к стоявшему в комнате сундуку и достала из него кувшин и три простеньких глиняных кружки.
— Выпейте, — сказала она. — Ничего не могу предложить вам поесть, но, быть может, хороший херес поможет вам восстановить силы.
Я с благодарностью взял кружку, которую она мне протянула, отпил из нее и откинулся на спинку кресла.
— А куда вы направитесь, когда мы выберемся отсюда?