Радуга чудес

2

Был в нашем краю помещик — имение его на горе расположилось. И развел он большой фруктовый сад по всему косогору. Как зацветут весною яблони — залюбуешься. А у подножия горы на многие версты болото раскинулось. Да такое, что ни проходу, ни проезду! По самому же краю болота дорога шла. И погорел этот помещик — в один день все постройки как языком слизнуло. В народе поговаривали, что сам поджег, чтоб большую страховку получить. Кто его знает!.. И уехал помещик в город жить, а мой отец у него сторожем нанялся, чтоб фруктовый сад караулить. Сколотил отец в саду шалаш и поселился там на все лето. Я тогда мальчонкой был и каждый день ему из деревни обед приносил. Любил я это дело, особенно когда яблоки поспевали…

Как-то в середине лета, в самый покос, погода испортилась — задождило. К обеду солнышко выглянуло. Мать увязала обед в платок и говорит: «Неси, Павлуша, отцу, пока дождика нет; авось засухо добежишь».

Я засучил повыше штанишки да зашлепал по лужам. В детстве мне нравилось босиком по лужам ходить, даже что-то вроде гордости испытывал — вот какая у меня обувь, никакой воды не боится…

Хотя и быстро шел, дождь захватил меня в пути как раз там, где дорога вплотную к болоту подходит. И вдруг я услышал пение. Оно явственно доносилось ко мне с болота, но сколько я ни всматривался, сквозь пелену дождя виднелись лишь кочки, кустики и проплешины воды — болото, одним словом, и ни одной человеческой души. Посмотрел во все стороны — пусто в поле. Кому же тут петь? А пели-то так, как в жизни потом никогда уже не довелось слышать.

Прибежал в шалаш к отцу и спрашиваю:

— Тату, там на болоте поют, и никого нет. Что это такое?

Отец переспросил меня и говорит:

— Да это девки с покоса домой шли да и запели. Хоть и мал я тогда был, все же сообразил ответить:

— Да какие там девки: с утра дождь — кто же на покос пошел?

Отец так мне ничего и не ответил.

Когда вернулся домой, рассказал бабушке. А та мне и говорит:

— Русалки, Павлуша, русалки это поют. Не раз люди их там слыхивали…

Оружие богов

Бронзовые львы улеглись по обеим сторонам входа в «Гонконг» — Шанхайский банк на Банде. То ли они серы со времени отлива, то ли покрыты краской, но когтистая лапа (как символично для капитализма!) и хвост с булавообразным утолщением на конце блестят золотоподобным металлом и начищены всегда. Мне советовали всегда притрагиваться, проходя по Банду, к львиным конечностям: это якобы приносит счастье (счастье по-шанхайски — деньги). От касаний миллионов рук и блестят они. Я сам видел, как идущая впереди меня женщина со стыдливой поспешностью проделала этот обряд. Когда я обогнал ее, поразился выражению муки на ее лице. И подумал: бедная, не знает ничего лучшего…

Но сам я упорно не притрагивался к шанхайскому фетишу, хотя по-прежнему не мог найти себе никакой работы, и друзья уже стали принимать меня с опаской — скоро ли попрошу денег взаймы? Тогда Свищев — олицетворение житейской мудрости и приспособляемости — устроил меня временным сторожем на угольный склад смешанной русско-французской компании, где он сам служил агентом по приему и доставке топлива.

Временных сторожей на складе набиралось с полдюжины. Они представляли собою как бы запас армии: в мирное время, то есть когда не надо было разгружать прибывший пароход с углем, их распускали по домам и ничего не платили. Но как только прибывал очередной «угольщик», их мобилизовывали, и они вместе со Свищевым отправлялись на пароход, который тогда до полной разгрузки переходил в их распоряжение. Это значило, что они занимают позицию и начинают войну с пиратами…

— К шести часам утра будьте на таможенной пристани. Сядьте там на катер «Yun-Tuk» — он доставит вас на португальский угольщик «Pluto», гласил отданный мне приказ.