Он внезапно осекся. Я крепко схватил его за руку, вернее, просто ущипнул с такой силой, что даже он в своем безумном смятении почувствовал это. Он обернулся и, как сомнамбула, посмотрел на меня:
– Что… вам угодно?
– Вспомните! – сказал я только одно слово и легко провел пальцем по шраму на его руке.
Он механически повторил мой жест и стеклянными глазами уставился на кроваво-красную полосу. Вдруг он задрожал всем телом, на лбу выступила испарина.
– Ради бога, – прошептал он бледными губами, – неужели я сказал или сделал какую-нибудь глупость? Неужели возможно, что и опять?..
– Нет, – тихим голосом ответил я, – но вы должны прекратить игру сейчас же. Пора! Вспомните, что сказал врач.
Доктор Б. резко вскочил со стула.
– Прошу прощения за свою дурацкую ошибку, – сказал он своим вежливым голосом и склонился перед Чентовичем. – Я, конечно, сказал совершеннейшую чепуху. Само собой разумеется, эту партию выиграли вы.
Потом повернулся к нам:
– И вас, господа, я тоже прошу извинить меня. Но я предупреждал заранее, что не нужно возлагать на меня больших надежд. Простите, что я так позорно закончил игру. Это последний раз, что я поддался искушению сыграть в шахматы.
Он поклонился и удалился с тем же скромным и загадочным видом, с каким впервые появился среди нас. Я один знал, почему этот человек никогда больше не прикоснется к шахматам, остальные же в замешательстве стояли вокруг, смутно догадываясь, что нечто темное и грозное пронеслось мимо, едва не задев их.
– Черт бы побрал этого дурака! – разочарованно проворчал МакКоннор.
Последним поднялся со своего стула Чентович и бросил еще один взгляд на неоконченную партию.
– Очень жаль, – великодушно сказал он. – Атака была совсем неплохо задумана. Для любителя этот человек играет на редкость талантливо.
Примечания
1
2
Это его профессия
3