Не знаю, как тут со вкусами у пресветлых леди, но судя по тому, как скривилась Эллиситорес, эту конкретную девушку красивой она не считала. Но и открыто спорить со мной поостереглась.
– Звезда моя… – осторожно начала было пресветлая.
– Не обсуждается. – Моя улыбка стала шире и лучезарнее.
И мы друг друга поняли мгновенно.
– Как пожелаешь, звезда моя, – пролепетала Эллиситорес.
– Спасибо, пресветлая матушка, – в тон ей ответила я.
Нам обеим понравилось. Мне – ее покладистость, ей – мое обращение.
Далее мы прошли в гарем, и мне понравился ассортимент. Ассортимент был широк, внушителен и наделен многочисленными достоинствами. Для лучшего лицезрения всего масштаба имеющегося ассортимента прелестницы – и виденная мной в предбаннике гарема девушка внешне уступала тут поголовно практически всем – выстроились в ряд. Такой изысканный, одетый лишь в драгоценности, откровенно смущающий меня обнаженными телами ряд.
Прикрыв «ассортимент» бокалом вина, дабы избавить себя от лицезрения выставленных на показ частей тела, я сдержанно спросила у пресветлой:
– Простите, озаренная сиянием, не могли бы вы поточнее сообщить, в чем конкретно я могу оказать вам посильную помощь?
Взглянув на меня, как на самое недогадливое существо в мире, Эллиситорес с легкой ноткой раздражения ответила:
– Указать на тех, кто имеет шансы привлечь внимание моего сына, звезда моя.
М-да…
Я постояла, глядя на вино и не глядя на голых девушек, потому что не знаю, как им за себя, а вот мне за них было стыдно.
– Звезда моя, тебя что-то смущает?
Голые женщины!
Но вслух любезно-учтиво-лживое:
– Эти украшения – совершеннейшая безвкусица.
– О! – воскликнула пресветлая. И тут же с энтузиазмом предложила: – Приказать снять их?
Только не это!