Воображаемый Дуган выбил из пачки сигарету и закурил, притворяясь, что не слышит ее.
– Ты боишься или же ненавидишь? Обвиняешь или испытываешь вину перед ним?
– Просто продолжай рисовать, – сказал воображаемый Дуган. – Продолжай, пока можешь помнить, пока можешь держать это в себе.
– И никакого гнева? – спросила Микела. – Никакой истерики?
– Зачем? Мне нравится твоя картина.
– Картина? – Микела недоверчиво повернулась к мольберту.
Закат и дамба на холсте оживали, искрились сочностью красок и необъятностью жизни. Воды Миссури не были больше монолитом. У них было движение, была своя цель, предназначение. Предназначение появилось у каждой детали на холсте, какой бы крохотной и незначительной она ни была.
– Посмотри, Дуган! – позвала Микела, не веря своим глазам. – Вот что я всегда хотела нарисовать. Это… Это… – слова запутались, потеряв смысл.
Это не было уже картиной. Не было даже частицей ожившего мира, планетой, Вселенной. Это было уже нечто большее. Звезда всех звезд. Жизнь всей жизней. Микела зажмурилась, боясь, что если продолжит смотреть, то лишится рассудка. Что-то теплое и пушистое коснулось ее ног.
– Кыш! – сказала Микела, смутно вспоминая, что находится в мастерской своего дома. Черная кошка мяукнула и встала на задние лапы. – Пошла прочь! Тебе нельзя находиться здесь! – закричала на нее Микела, одновременно ругая себя, что забыла закрыть дверь. – Я сказала, кыш!
Она вышла в гостиную, достала еще бутылку пива, закурила сигарету. Сердце то начинало бешено биться в груди, то замирало, почти останавливаясь. Оставшаяся в мастерской картина звала, притягивала. «Проверь. Посмотри. Это же твой рисунок. Твое творение!» Микела жадно затянулась сигаретой, с трудом унимая дрожь.
«Господи, неужели я действительно сделала нечто подобное?»
Она встала на ноги, села, снова встала и снова села.
«А что если это был мираж? Видение? Что если в мастерской меня ждет всего лишь незаконченный холст, на котором люди видят войну и противостояние, а не гармонию и умиротворение?»
Микела выкурила сигарету в надежде успокоиться.
«Что толку гадать?! От ожидания полотно не изменится. Нужно войти и посмотреть. Войти и узнать. Войти и…»
Она распахнула дверь и подошла к мольберту. Белокурая женщина из шестидесятых годов. Женщина, которая очаровала и свела с ума Хатча Пирса. Сейчас она была здесь. На холсте. Поверх пейзажа купающейся в лучах заката дамбы.
– Нет. Только не ты. Не здесь! – зашептала Микела, ища жидкость для смывки краски. – Ты не смеешь! Не можешь!
Рисунок расплылся, закапал на пол радугой цветов.
– Это мой шедевр! – Микела надеялась увидеть за смываемым слоем картину, которую видела прежде. Картину жизни, бытия, вечности. – Ты не можешь забрать это у меня! – шипела она изображению исчезающей белокурой женщины. – Не можешь забрать у мира, у человечества! – сердце замерло. Микела увидела прежний рисунок. Тень рисунка. Мгновение былого шедевра. – Ты сука! – закричала она на мелькнувший в последний раз женский лик, на котором появилась улыбка. В последнем Микела могла поклясться. Но что это значило теперь? Когда шедевр превратился в лужу смешавшихся под мольбертом красок. Когда от былого очарования остался лишь корявый набросок на сером хосте.
ebooksa