– Не сегодня, – решила Микела, выключила свет, собираясь выйти из мастерской.
– Не надо! – тихо и сломленно сказал где-то мальчик. Микела обернулась. Лампы под потолком остывали. Холст на мольберте призрачно люминесцировал. – Пожалуйста! – голос, казалось, исходил прямо из размытой картины.
Микела подошла. Рисунок оживал, менялся. Краски расползались под мутной пеленой, собирались в образы.
– Что за… – Микела увидела незнакомую комнату, отца Дугана, мальчика. – Дуган! – узнала она, растерянно улыбнулась.
Пелена сгустилась, заставляя Микелу податься вперед. Тошнота и страх сдавили горло. Кровь загудела в ушах. К тихим детским всхлипам добавилось мужское сопение. Пелена спала с картины. Микела отпрянула назад. Голова шла кругом. Казалось, что призрачная люминесценция исходит не только от мольберта, но и от всех других картин, на которых будет изображено одно и то же.
– Господи! – Микела попятилась, уперлась спиной в дверь, нашарила рукой выключатель на стене.
Лампы загудели, перекрыв звуки голосов из картины. Привыкшие к темноте глаза закрылись.
«Нужно позвонить ему, – подумала Микела. – Сказать, что я все знаю теперь. Что я все понимаю. Что он может прийти и… – она закусила до крови губу, но так и не смогла придумать, что сказать ребенку, который вырос, но сохранил детские шрамы. – Нет таких слов».
Усталость навалилась на плечи. Микела вышла из мастерской, рухнула на диван, едва не раздавив черного кота, успевшего выскользнуть из-под пледа лишь в последний момент.
Глава третья
– Встала не с той ноги? – спросил утром Дуган.
– Что? – растерялась Микела, заставила себя улыбнуться. – Нет. Просто плохо спалось, а так… – она снова поняла, что не может найти нужных слов, которые смогут излечить детские шрамы.
Микела встретилась взглядом с Дуганом, спешно отвернулась. Все как-то вдруг потеряло смысл. Все, кроме Дугана. Микела пыталась отвлечься, занять себя работой в доме Пирса, но все эти попытки рушились, осыпались, стоило только оказаться рядом с Дуганом, услышать его голос.
«Но что я могу?!» – спрашивала себя снова и снова Микела. К середине дня она почувствовала, что ответ есть, просто нужно не сдаваться и искать, вечером этот ответ был уже где-то рядом. На старом пузатом телевизоре. В разбитой рамке. Микела старалась не смотреть на фотографию женщины, которая давно начала казаться знакомой.
«Вернуться домой, в мастерскую, к незаконченной картине, способной оживить все угасшие надежды, нужно лишь восстановить то, что там уже было».
Микела попрощалась с Дуганом, отказалась от ужина, провела перед мольбертом почти всю ночь, но так и не смогла даже близко подобраться к желаемой цели. Все плоское, невзрачное. Сейчас, прежде, всегда. Каждая картина – не более чем бездушный пейзаж. Никаких чувств. А нужен взрыв, жизнь, откровение.
«Дневник старика! – пришла в голову очередная безумная мысль. – Перекресток, демон…»
Микела задумалась, окинула взглядом незаконченную картину. Скольких людей смогут спасти ее рисунки? Ведь кроме Дугана есть и другие, кому нужна помощь. Микела с трудом смогла заснуть.
– Мне нужен дневник старика, – сказала она утром Дугану. Он пообещал, что привезет его на следующий день. – Сегодня! – потребовала Микела.
Они поругались. Дуган ушел. Его слова звучали где-то далеко, словно эхо в горах, и Микела с трудом могла разобрать их. До позднего вечера она находилась в доме Пирса, пытаясь закончить ремонт. Без обеда. Без отдыха. Сумерки спустились на город. Микела вернулась к себе, выпила пару бутылок пива, ожидая полуночи. Дорога к озеру Хипл заняла почти час.