Его преследовали кошмары. Он стал раздражительным, слабым и подавленным. Он не пил до катастрофы, не запил и после, но хватило других трещин. Постоянные стрессы разладили брак, в конце концов супруга подала на развод.
Он ушел из журналистики, подрабатывал мелким копирайтом. Редко выходил из дома, погруженный в пустоту нового существования. Пустота — единственная, что не предала, осталась рядом после того, как ушла жена, истлели дурные сны, а страх превратился в точку, на которой не можешь сфокусировать взгляд.
Дом на утесе вернул его к жизни. В это хотелось верить.
Хорошо, что в поездах нет ремней безопасности.
Вадим открыл глаза и повернулся к окну.
Увидел в отражении седого бородатого мужчину с прелой кожей. Страшную белую кожу избороздили глубокие морщины. Он дотронулся до щеки рукой, ковырнул у скулы — и кожа отвалилась раскисшим треугольным лоскутом, вместе с ней отошли мышцы, открыв белую скуловую кость.
Он закричал и проснулся.
Девушка на соседней полке неподвижно лежала с распахнутыми глазами. Затем облизнулась, словно слизала с губ его дурной сон, и спросила:
— Что это было?
Он молчал, глядя на нее, застрявший между двух кошмаров.
— Фотография? Статья?
Что-то хищное, жуткое, нечеловеческое на секунду поднялось из глубин и проявилось на ее нечетком лице.
— Он тебе приснился? — спросила она, не размыкая губ.
Отвернулась и накрылась простыней.
Я сплю, сказал себе Вадим, я все еще сплю.
По коридору прокатились семенящие шаги, и стало тихо, очень тихо, гораздо тише его надсадного сердца.
В четыре утра — было еще темно, но что-то проклевывалось, теплилось — поднялся по зову мочевого пузыря. Достал из рюкзака зубную щетку и пасту, накинул на плечи полотенце. Спрыгнул с полки, сунул ноги в сандалии, потянул за ручку сдвижной двери.
Дверь не поддалась.
Он дернул сильнее — без результата. Занервничав, Вадим рванул еще раз. Оглушительно лязгнуло железо, но дверь осталась на месте.
Вадим оглянулся, уверенный, что разбудил попутчиков.