Целитель-6

22
18
20
22
24
26
28
30

— В строгости держит, — шепнула мне на ухо Рита. — Пошли, не будем смущать Тимошу.

Она за руку провела меня в комнату, оклеенную дешевыми обоями в цветочек. С приемом гостей девчонки не заморачивались — развернули письменный стол, выставив его между кроватями и застелив новенькой клеенкой, еще хранившей линии сгибов. Оба стула, помеченные белыми инвентарными номерами, заняли Динавицер с Зенковым, а остальным, по замыслу, предлагались «коечные» места.

— Гарин! — радостно заорал Изя. — Ты опять без гиперболоида?

— Лучевой шнур распустился, — нацепил я ухмылку типа «гы». — Жека, а ты-то здесь каким боком?

— Правым, мон шер ами! — расплылся Женька. Вскочив, он протянул мне руку через стол. — Ну, и левым… Я в июле еще один экзамен сдал — в техучилище. Экстерном! Ромуальдыч помог.

— Ромуальдыч — человек!

— Так, еще бы… Помнишь же, какая у нас "практика" была? Одних движков штук десять перебрали! Ну, и выдали мне «корочки»… Автослесарь 3-го разряда! А пока вы на колхозных полях резвились, я на «ЗиЛе» вкалывал.

— Лимита! — захрюкал Изя, давясь от смеха. — Понаехали тут…

— Ой, Изя! — тут же вмешалась Альбина, в порыве педагогического негодования. — Как скажешь чего-нибудь… Тарелки лучше подай. Вон, на подоконнике!

Рита крепче обняла мою руку и прижалась тесней.

— Совсем, как в школьные годы, — памятливо улыбнулась она. — И в том же составе!

— Не ностальгируй, — отзеркалил я ее улыбку. — Рано тебе еще.

— Я соскучилась! — шепот втек, опаляя ухо. — Сильно!

Темный нутряной жар всколыхнулся во мне, раскручиваясь и властно занимая мысли.

— Хватит к Мишечке приставать! — Тимоша появилась у двери, разрумянившаяся и отмякшая.

— Мишечка — мой! — мурлыкнула Сулима, подлащиваясь.

— И мой!

— Ой, и мой тоже! — послышался Алин голос из прихожки.

— Миша — наш, общий! — с чувством сформулировала Маша, внося бутылку «Мартеля» с фиолетовой кляксой штампа ресторана на красной этикетке. Держа сосуд обеими руками, она торжественно выставила его на стол. — Наш общий! Вот!

— Отвали, моя черешня! — черные Ритины глаза заблестели умильной лукавинкой.