— Спорим, — неожиданно сказал Сизый, — что мы не найдем ни одного трупа, но тот чешуйчатый ящик окажется на месте?
Мотыга остановился и некоторое время тупо взирал на удаляющегося напарника. Он никак не мог угнаться за его мыслями.
— Слушай, Сизый, — честно признался Мотыга, пускаясь вдогонку. — Ни бельмеса я не понимаю. Зачем мы здесь, для чего мы здесь и так далее. Аты, по-моему, догадываешься. Так, может быть, доверишь напарнику свои гениальные соображения? А то так и придется разжевывать мне смысл каждого шага, а я буду стоять дурак дураком да передужье тереть.
— А зачем, по-твоему, мы тащимся по этой исамаровой кишке? — не останавливаясь, бросил через ключицу Сизый. — Я тебе все на месте показать хочу.
За первым же поворотом Мотыга убедился, что догадки Сизого если и верны, то не абсолютно все. Во всяком случае, догадка насчет трупов особей Роя оказалась ошибочной.
Они лежали аккуратными рядами вдоль стен: солдаты Роя, малые рабочие Роя, большие рабочие Роя, непонятно-кто-Роя… Их просто собрали со всех окрестных каналов, снесли в одно место. И оставили.
Сизый озадаченно уркнул. Потом пропел:
— Да… Хотел бы я и в остальном так же ошибиться…
Мотыга не нашелся что добавить.
Они прошли через камеру с мертвой маткой — эту громадину, конечно, с места сдвигать никто не стал. Да и не пролезла бы эта туша ни в один канал. Наверняка она родилась и выросла здесь, в этой камере. Мотыга подумал, что у маток Роя на редкость незавидная участь. Всю жизнь провести в темном, похожем на тесное капище, каменном мешке. Никогда не видеть звезд. Никогда не видеть неба. Ни разу в жизни не ощутить дуновения ветерка на кислородной планете. Не сравнивать же с ветром хилый сквозняк, тянущий из черной дыры внутригнездового канала?
Невольно Мотыга передернул ключицами. Он уже жалел эту мертвую матку, этот высохший кусок плоти, некогда крохотную частичку Роя.
Рабочих и членистоногую мелочь невыясненного назначения из камеры удалили. Матка покоилась в гордом и одновременно жалком одиночестве.
Сизый не стал здесь задерживаться, и Мотыга этому обрадовался. Еще недавно он искренне хотел осмотреть матку поближе, повнимательнее, но теперь это желание безвозвратно угасло. Вид мертвого существа родом из далекого космоса стал ему неприятен.
— Пошли, пошли! — подгонял Сизый. — Не отставай, напарник…
Мотыгу не требовалось подгонять, он и так наступал на пятки Сизому.
Еще немного, и они достигли зала, где вчера «мозгами на ножках» был вскрыт белый кокон-яйцо. Остатки оболочки и сейчас виднелись у стены — их кто-то аккуратно собрал и уложил на гладкий каменный пол. Рядом с десятком похожих на клочья грязноватой ваты клубков. А посреди зала во всем своем чешуйчатом великолепии красовалась вчерашняя находка. Продолговатый ящик. Серо-коричневого оттенка в лучах локтевых осветителей. Странно, накануне ящик показался Мотыге совершенно черным. Или нет?
Мотыга уже не помнил. Эта безмолвная глыба надолго приковала его взгляд, заставив забыть о недавнем нетерпении. И Сизый замер в молчании у выхода из канала, тоже забыв о том, что собирался многое рассказать напарнику.
Они стояли долго — Сизый, Мотыга и саркофаг. Оба горняка ни секунды не сомневались, независимо друг от друга нарекая этот ящик саркофагом. И оба заранее уверовали в то, что погребена там древняя и пугающая тайна.
Мотыге показалось, что миновала вечность. В полной тишине и неподвижности. Он хотел перевести взгляд на Сизого, но вдруг обнаружил, что не может этого сделать. Почувствовал, что готов вздрогнуть, но его будто залили сургучом, лишив способности двигаться. Захотел вскрикнуть, но воздухополость свело болезненным спазмом. Мотыга не мог, не мог отвести взгляд от саркофага, загипнотизированный чьим-то злым разумом. Так и суждено ему тут торчать до скончания дней, до смерти от обезвоживания и голода… Как рабочим Роя. Вот они, оказывается, от чего сдохли…
Мотыгу обуял первобытный ужас. Казалось, стоит только напрячься, побороться, и ЭТО отпустит. Но тщетно — все попытки освобождения разбивались о чужую волю словно морские волны о гранит. Чтобы таким манером разрушить скалу, нужно время, сравнимое со сроком жизни морей и скал.