Некоторое время Павел пытался выдумать правдоподобную легенду, потом решил, что будущее покажет. В конце концов, деньги можно положить и на целевой счет, получить одноразовую карту без идентификации. Прилететь втихую на Орион — за деньги можно сквозь любую таможню просочиться. За деньги же вызволить свою карту из военного архива, за деньги ее подпатчить… Потому что Павла Неклюдова скорее всего на Тах-че будут рассматривать как военного преступника. В общем, имея за душой сорок с лишком лимонов, можно сконструировать себе новую личность. По собственному вкусу.
«Назовусь Эдуардом, — мечтательно подумал Павел. — И фамилию надо позаковыристей… Рерих, например. Эдуард Рерих. Обтекаемо и значительно».
Додумать ему помешал писк компьютерного бластера — система наведения завершила расчеты.
Павел перебрался с обеденного столика к пульту, скомандовал «Старт» и на неуловимое мгновение раздвоился.
Все-таки было в прыжках что-то затягивающее. На уровне инстинктов и рефлексов, что-то физиологическое. Говорят, космонавты привыкают к прыжкам, как к наркотику. И, лишаясь возможности прыгать, часто сходят с ума.
Павел надеялся, что не успеет до такой степени привыкнуть. Яхту, как советовал Коллега, Павел покупать не хотел. И шастать по обжитой Галактике не хотел. Наоборот, планировал выбрать какой-нибудь тихий мир на отшибе с курортным климатом и осесть там навсегда. Ну, по крайней мере пока денег хватит.
Скаут прыгал еще трижды, прежде чем Павла стало клонить в сон. С каждым разом прыжок задевал в нем что-то все более глубинное.
Делать ему было совершенно нечего, поэтому бороться со сном Павел не собирался. Растянул давно примеченный гамак и с удовольствием вполз в него, словно улитка в раковину. И забылся в ожидании очередного прыжка.
Снилась ему какая-то чушь: укоризненный капитан Куксе-вич грозил пальцем и насылал следом за скаутом орды крейсеров, все как один похожие на «Вагранта». Лейтенант Хардуэй комментировал происходящее суконным языком военных приказов. Павел недовольно морщился — вполне возможно, что на самом деле, не просыпаясь. Потом откуда-то возник Виталий, с грустью посмотрел на Павла и сообщил: «А мне за дом на Тахче нечем заплатить…» Павел уже собирался залихватски гикнуть и по-барски взяться за кредитную карту, но тут вспомнил, что карты у всех экспертов отобрали. Шеманихин ждал-ждал, потом безнадежно-махнул рукой и ушел вдоль по стволу «Вагранта», к трюмам. Но в трюмы он почему-то не попал, а попал в грузовую камеру скаута. Прямо от шлюза он неожиданно разогнался и, будто пловец на старте, прыгнул руками и головой вперед. Саркофаг поглотил его, пойдя на мгновение текучими чешуйчатыми волнами, а потом вновь отвердел. Павел постоял рядом, постучал зачем-то по саркофагу, позвал: «Виталик! Вылезай!», но Виталик не вылезал. Пожав плечами, Павел решил саркофаг просветить чем-нибудь, но прямо посреди грузового отсека сразу сконденсировалось объемное изображение Коллеги, который печально покачал головой, поцокал языком (Павел еще подумал, что язык у перевертышей совершенно такой же, как у любого человека) и сказал: «Я ведь советовал тебе не трогать саркофаг». «Но я же его не открывал!» — возразил Павел. «Ну и что? Просвечивать его тоже нельзя. Придется тебе, парень, искупить свою вину: полезай в саркофаг сам!» «Но там Виталик!» — Павел даже несколько удивился, хотя, если у саркофага не слишком толстые стены, к Виталику в компанию можно было запихать и Павла, и, наверное, Коллега тоже влез бы. «Нет там Виталика, — злорадно сказал Коллега. — Просветил ты его. Как ваши вояки моего земляка — фить, и нету». «Так что же? — подумал Павел с тревогой. — Я, что ли, Виталика убил? Своего шефа и единственного друга?» «Убил, — подтвердил Коллега. — Совсем убил».
И тут Павел в холодном поту проснулся. В рубке царил полумрак — услужливые автоматы погасили почти все источники света. Только над головным пультом слабо мерцал куб-экран, полный расчетов очередного прыжка. Объемные цифры текли, перескакивали с одного воображаемого кубика экрана на такой же, но пониже, пока не доходили до «донного» слоя. После этого содержимое слоя из экрана исчезало, но Павел твердо знал, что данные исправно пишутся в неуничтожимый лог-файл.
Он вскинулся в гамаке и глубоко вздохнул.
— Фу, — пробормотал он с облегчением. — Чушь какая…
С непривычки ломило все тело — до сих пор Павлу никогда не приходилось спать в гамаке.
Он выбрался на волю, мельком взглянул на пульт; свет включился сам собой, едва Павел ступил на пол. Очень хотелось сунуть голову под холодную воду, чтобы смыть вязкие воспоминания недавнего сна. Сдерживая зевоту, Павел направился к санблоку.
Плеснув в лицо воды и взглянув в овальное зеркало, Павел вдруг обмер.
Он не узнал себя. У него было другое лицо — чужое. Вместо узких скул, носа с горбинкой, пронзительных серых глаз и тонких, почти бесцветных губ Павел увидел совсем другие черты. Из зеркала на него глядел кто-то круглолицый. Чужой. Нос картошкой, губы бантиком. С обильными залысинами, с маленькими, как у откормленного кабанчика, глазками. Эдакий самодовольный бюргер откуда-нибудь с Фалькау или Баслер-Скиведе.
Павел растерялся, как не терялся еще ни разу в жизни. Руки сами собой метнулись к этому чужому лицу и ощупали все: нос, щеки, губы… Знакомый шрам на левой скуле — след юношеской драки.
Пальцы шрам почувствовали. В зеркале никакого шрама Павел не наблюдал. И нос — вот она, горбинка… А в зеркале — пончик какой-то, а не нос.
«Врет зеркало, — подумал Павел, наполняясь внезапным гневом. — Оно фальшивое».
И вдруг, повинуясь молниеносному порыву, он с размаху ударил зеркало кулаком. Так сильно он не бил ни разу в жизни.
ebooksa