Зеркало пошло трещинами, раскололось на несколько частей, которые со звоном рухнули на раковину умывальника. Чужое лицо исчезло.
Костяшки пальцев заныли — Павел взглянул на собственную руку. Мелкие серебристые осколки торчали из уже начавшей кровоточить кожи. Боль толчками втекала в руку.
Некоторое время Павел бездумно стоял перед умывальником, потом отыскал аптечку (еще один довод, что Рой строил и снаряжал этот корабль не для себя), кое-как очистил руку от острых осколков, промыл и обработал. Аптечка тихо зажужжала, сканируя повреждения, потом впрыснула что-то обезболивающее, потому что саднить кулак сразу перестало. В довершение иссеченные места были залиты физиологической пастой.
Вернувшись в рубку, Павел крепко задумался. Случившееся решительно не поддавалось никакому разумному объяснению — Павел не страдал галлюцинациями, ни разу в жизни не бредил, да и к гипнозу был практически невосприимчив. Как ученый он посмеивался над мистикой и прочей эзотерикой, последние лет тридцать неожиданно снова вошедшими в моду. Поэтому эпизод с зеркалом внес смятение в обычно уравновешенную душу Павла Неклюдова. Не любил Павел необъяснимое — опять же как ученый.
И вдруг он вспомнил вчерашнее предостережение Коллеги. «Во время полета могут случиться некоторые… м-м-м… странности, скажем так. Так вот, не верьте собственным глазам. И тогда все будет нормально».
Павел подобрался в кресле.
Странности. Вот оно, ключевое слово. Странности. Они уже, видимо, начались.
Павел вспомнил, как бил зеркало, и решил, что поступил правильно. Он не поверил в отражение. И уничтожил его.
«Не удивляться, — подумал Павел. — Попробую… Что еще остается делать? Но получается, что в будущем меня ждут подобные сюрпризы?»
«М-да, — саркастически заметил его неугомонный внутренний оппонент-скептик, — ничего себе началась неделька!
Угнал скаут из-под носа военных Тахче и разнес неправильное зеркало в клозете. Да ты герой, Паша!»
Павел фыркнул и решил оппоненту не отвечать.
Система наведения трудолюбиво загружала корабельный компьютер просчетами очередного прыжка. Из необходимых двадцати семи скаут совершил уже четыре и заканчивал считать пятый. Между третьим и четвертым прыжком погрешность превысила некую условную критическую величину, и комп десять часов кряду тасовал поправки и распихивал их в нужные места нового расчета. Четвертый прыжок, судя по логам, прошел уже нормально.
Оторвавшись от клавиатуры, Павел взглянул на залитую пастой руку, вздохнул и прикинул, чем можно заняться на борту.
Выбор был небогатый. Можно было еще поспать, но, во-первых, не хотелось, а во-вторых, Павел отчего-то исполнился уверенности, что ему снова начнет грезиться какая-нибудь чушь. Можно было поесть, но с утра обычно ничего не лезло, кроме кофе. Кофе в пищевой камере, увы, отсутствовал. Тупо пялиться на работу компьютера и системы наведения — занятие для умственно ограниченных школьников.
И тут Павел вспомнил о саркофаге. О грузе, который вез на Рой-72. Коллега, конечно, запретил им особо интересоваться. Но оттого, что Павел посмотрит на это чудо природы, оно ведь не испортится, верно?
И он, бодро подскочив из удобного кресла, направился к шлюзу в грузовой отсек. В камеру матки Роя.
По дороге Павел задумался: а не заперт ли отсек кодом предыдущего пилота? Как открывали его во время исследований, Павел просто не знал, но точно помнил, что к помощи ксенотехников уже не прибегали.
Опасения его были напрасны, шлюз открылся, едва Павел коснулся сенсора на маленьком пульте. В стене быстро проросло овальное отверстие.
А за ним сияли звезды. Чернота и звезды — больше Павел не увидел ничего.