– Научиться воскрешать, – промурлыкал Ферн.
– Если на то воля Милосердного, – согласилась я и не узнала свой голос.
Ферн снова обнял меня, прижал к груди, как ребёнка, и пробормотал:
– На всё воля Милосердного, моя милая падальщица. Ты поможешь мне убедить всех в справедливости и милости новой веры, и вместе мы изменим и Царство, и всё, что за пределами наших земель.
Я не могла согласиться: в мои планы не входили перевороты и религиозные распри, но я так устала и так захмелела, что не стала спорить.
Отец прислал деньги с посыльным. Без записки, чуть больше того, что я просила – отдавая мальчишке монетку, я подумала о том, что отец, может, пытался за что-то извиниться передо мной или уберечь от материнской энергии, непременно обратившейся бы против меня, как только уляжется скорбь по брату.
Отчего-то с деньгами на руках моя комнатушка на чердаке стала казаться мне нелепой и тесной. Я больше не ощущала связи с ней. Быстро собравшись, я заперла комнату, отдала ключ владельцу и побрела в антикварную лавочку Штиля.
Антиквар ждал меня и даже улыбнулся, когда я вошла – скупо, чопорно растянув губы. Улыбка появилась и быстро угасла, словно её не было.
– Вы такой молодой, а совсем разучились радоваться, – произнесла я вместо приветствия.
– Быть может, и не умел никогда, – буркнул он в ответ. – Вы пришли за картинами?
– Да. Я принесла деньги.
Кошель с ликами тяжело опустился на стол. Штиль указал на свёрток, приготовленный для меня. По форме я догадалась, что он отдельно упаковал картину и рисунки.
– Благодарю. – Я помедлила, разглядывая его молодое, но озабоченное лицо и странные руки, скрытые рукавами. – Могу я задать вопрос?
– Вы и так задаёте слишком много вопросов.
– Я еду на Перешеек. Скорее всего, оттуда – в Княжества. Вы были там. Ничего не скажете об этих землях?
Штиль снова посерел лицом и поджал губы. Сделал вид, что ему понадобилось срочно рассмотреть корешки своих книг. Я молчала, и он тоже. То, что он не гнал меня, уже о чём-то говорило. Наконец, антиквар повернулся ко мне и выдавил:
– Княжества не любят чужих. Они вообще никого не любят. Вот, глядите. Это их работа.
Штиль шагнул ко мне и засучил длинные рукава. Я впервые увидела его руки: вернее, не руки даже, иссохшие ветки, похожие на когтистые звериные лапы. Искорёженные кости, обтянутые сухой коричневой кожей. Штиль пошевелил ветками-пальцами, и это выглядело так жутко, что у меня ком встал в горле.
– Видите? Видите теперь? Это лишь то, что можно узреть. Но главное, что отняли у меня Княжества, – здесь.
Он положил иссохшую лапу на сердце. Его взгляд сделался полным боли, таким, что даже я не выдержала. Собрала свои свёртки и, сухо попрощавшись, выскочила прочь.
ebooksa