Рыцарь в клетке

22
18
20
22
24
26
28
30

Жарко. Очень жарко. Я недовольно пошевелился, заставляя «Свашбаклер» изобразить нечто вроде пожатия плечами. Может быть, вернуться? Много времени не займет.

— В чем дело, Эмберхарт? — тут же отреагировал стоявший рядом Инганнаморте, наблюдающий, как четверо японцев возятся с задвижками круглого люка. Искусственные части тела магистра издавали активное клацанье, временами пуская струйки пара. Он определенно вывел свои встроенные механизмы в режим боевой готовности. Еще четыре десятка гвардейцев не отводили от пока закрытой двери стволов своих пулеметов. Их доспехи исходили паром, сигнализируя, что работают едва ли не на форсаже. Люди были напряжены и собраны.

— Я перегнул палку с новым комбинезоном, — сообщил инквизитору я, продолжая проверять чувствительность соединения с доспехом, — Он слишком плотный из-за бронирования. Мне жарко.

— Это замечательно, друг мой, — тут же обрадовал меня инквизитор, — Место, в которое вы направляетесь, отключено от эфиропроводов уже несколько месяцев. Там, под землей и камнями — чертовски холодно!

Минус на минус будет плюс. Поблагодарив инквизитора, я вернулся к проверке своей боеготовности. «Свашбаклер» у меня теперь стал еще уродливее, подвергшись творческой кустарной доработке техников инквизиции — на спину по обе стороны от «горба» ЭДАС-а были наварены держаки, на которых сейчас висели два крепко зафиксированных тюка с моими пожитками и оружием. Между ними и спиной доспеха были закреплены оба револьверных меча «джукена», сделанных для меня Матсухидой. Спереди на пояс были установлены крепления, в которых ждали своего часа шесть дополнительных снаряженных барабанов под оружие. Всё было сделано быстро, грубо, на скорую руку.

Другая пара новшеств, которыми меня снабдил воспаленный и мстительный разум техников, заключалась в крючно-рычажной системе, проходившей подмышками у доспеха. Благодаря нехитрому механизму, наваренному на броню «Свашбаклера», я мог неспешно и аккуратно отключить «горб» ЭДАС-а и спустить его на землю. Учитывая, что мой поход мог затянуться на весьма продолжительное время, возможность вылезти из доспеха была как бы не ценнее всего остального вместе взятого. Последним же предсмертным писком моды стали гибкие трубки с филеновым газом, которыми обезобразили весь доспех. Затейникам от механики этого показалось мало, поэтому они присобачили «Свашбаклеру» на грудь еще три мощных фонаря, подарив мне возможность частично менять их угол освещения.

Что же, более чем полезно, особенно когда ты идешь убивать тех, чьи глаза давным-давно привыкли к темноте. Теоретически.

— «Ты же понимаешь, что отправляешься убивать невинных безоружных людей?», — раздался вопрос от Эйлакса, — «Это деяние по всем возможным канонам и под всеми возможными углами зрения будет считаться греховным».

— «Демон, заговоривший со мной о морали. Наверное, я теперь видел почти всё», — сыронизировал я, уколом воли заставляя «Свашбаклер» выпустить из себя тучу пара. Неосторожно подошедший слишком близко инквизитор шипяще выругался, беззлобно ругая «необстрелянного мальца».

— «Но всё же, ответь? Мне просто любопытно», — попросил немногословный демон, большую часть времени предпочитающий спать.

— «Ответить не так просто, как кажется», — выдал я, вытаскивая из-за спины правую мечепушку и становясь в боевую стойку, — «Я бы мог тебе сказать, что действую в соответствии с клятвой, мог бы оправдаться, что вынужден следовать приказам или законам страны. Вполне логичным было бы упомянуть, что все оставшиеся внутри люди скорее всего уже стали каннибалами, а значит — подлежат истреблению. Это все будет истинной правдой и самой откровенной ложью, ровно так, как вы, демоны, и предпочитаете. Ложью будет даже если я скажу, что все, кто остались там живы — имеют шансы меня убить. Что это будет равная схватка. Знаешь, почему я так считаю, Эйлакс?».

— «Нет. Но ты явно настроен высказаться. Я внимательно слушаю», — в голосе живущего внутри меня существа промелькнула усмешка.

— «Самое ужасное, что я вижу в людях, о внутренний голос, — это их мастерство самооправдания. Абсолютное большинство из моих сородичей свято уверены, что они гораздо лучше, чем есть на самом деле…».

Здоровенный и тяжеленный круг двери с жуткими скрипами пошёл в сторону. Доспехи гвардейцев загудели, сами воины в механоброне все как один напряженно не отводили дула от проступающей из-за укатывающегося диска темноты. Выстрелов не было, из тьмы ничто не прыгало, не орало и не стреляло. Вход был чист.

Я медленно пустил СЭД вперед, держа тяжелый метровый клинок наотмашь.

— Sheisse! — внезапно выругался по-немецки идущий за мной мессир Фаусто, зажимая себе нос, — Ну и вонь!

— «Я не убиваю людей, а торю себе путь, демон», — продолжил я, едва ли не речитативом, подходя всё ближе и ближе к раскрывающемуся проходу, — «Не грешу, а действую. Не сомневаюсь, а иду вперед. Не бывает праведных камней, ибо каждым из них можно убить святого — и весь мир окрестит невинный кирпич грешным орудием нечистых сил. Все относительно. Все можно извратить. Было бы желание. Люди — это и есть желание».

Демон молчал всё время, что мне потребовалось для того, чтобы прошагать гулко топающим по металлу «Свашбаклером» во тьму подземного города. Едва я ступил внутрь, как сразу за спиной зазвучали приказы и выкрики солдат, запускающих процедуру закрытия входа. Я молча стоял, пялясь в темноту с мечом наготове.

— «Ты удивительно пафосный мудак, сэр Алистер Эмберхарт», — резюмировал Эйлакс перед тем, как зайтись в гулком хохоте.

Раздался гулкий звон закрытой двери, породивший долгое эхо, затем лязг активируемых огромных запоров…, и я остался в кромешной тьме.