Молчу. Если царевич помрет, то и пускай как бы. После его подстав не собираюсь спасать гада. Но кажется мне, что судьба не даст такого подарка. Он ведь католик, как и итальянцы, призыватели демонов.
— Что это за деревья? — подхожу ближе к стволу и разглядываю свисающий оранжевый плод. — Апельсин! Бинго! Аяно, где квартирует Вэй Фэнхэ? Он должен быть рядом с апельсиновой рощей.
— Китаец? Направо вроде, но точно не знаю.
Срываюсь в галоп, Аяно не отстает, на бегу спрашивает:
— На кой кандагарцам китаец?
— Если в сердце лагеря русской армии вдруг грохнут представителя Китайского императора — его одного и больше никого, — начнутся проблемы. Пекин может заподозрить нас в нарушении сотрудничества. Решит, что мы не хотим с ними работать вместе. А когда попросим помощи, пошлют нас в Гималаи.
— Зачем нам просить помощи у узкоглазых? — щурит глаза Аяно.
— Кто знает? Жизнь долгая.
Добегаем до домиков, выстроенных у дороги. Я заглядываю за заборы.
— Честно, Перун, не знаю, где он, — расстраивается японка. — О китаезах думала в последнюю очередь.
За прозрачным палисадом угадываются очертания маленького бассейна в форме полукруга. Или лунного серпа.
— Он там, — одним махом перепрыгиваю двухметровый забор. Аяно решает проблему передвижения проще — свистит вынимаемый меч. Почти сразу бахает взрыв. Закрытые ворота выносит ударной волной, и японка проскакивает сквозь образовавшуюся горящую арку.
Взбираемся на террасу на склоне холма. Двери распахнуты, изнутри слышатся хлюпающие шаги. Будто перепончатые лапы прилипают к мрамору полу. Тварей уже чувствую. Но не вижу.
— Эй, невидимки! — я вступаю в холл, одновременно призывая Когти. — Соскучились по жару ада?
Молнии разрываю черноту коридора. Со змеиным шипением на плиты падают демоны, опутанные горящей синевой. Пелена невидимости сгорает. Присматриваюсь к ощеренным жабьим мордам. Хромотогуны. Слабенькие демоны, на пару взмахов. Но как шпионы и диверсанты идеальны.
— Какие мерзкие, — дергает губой Аяно, выступая из-за моей спины. Она опускает клинок, и отсеченная голова демона, лежавшего у порога, катится в глубину дома. Я ухмыляюсь и тороплюсь к жабе в углу. Не собираюсь оставлять всё удовольствие японке.
За пару минут мы расправляемся с гурьбой лягушек. Я прислушиваюсь к гудящему в голове фракталу.
— Больше никого не чувствую, — напрягаю слух. Сквозь закрытые коврами стены доносится женский плач. — Но слышу. Давай наверх, командир.
— «Командир» звучит как издевка, — вздыхает японка. — Командуешь-то ты.
— Здесь полно шикарных диванов, — кидаю ей на ходу. — На которых я с радостью дам тебе покомандовать.