— Ясна, что-то не так, — слепец потирает висок. — Что-то не так с ханом.
— Не так?! Да это писец какой-то! — хлопает глазами Ясна. — У него хлебало перекошено как в фильмах ужасов!
— Я вовсе не про хлебало….
— Значит, о богах ни слова, — изгибает костяную бровь Дахтажан. — Боишься услышать правду, русский?
— Нет, — Перун бросается к нему с занесенным топором. — Боюсь, ее испоганит твой рот.
С ревом хан уклоняется от замаха, но его живот тут же прошивает стальное копье, выстрелившее из плеча Перуна. Тогда уже и топор разрубает плечо Дахтажану. Ноги хана подкашиваются, и он падает на колени, подставляя голову под роковой удар.
— Не убивай его! — неожиданно орет Слепой кот. — Иначе мы все тут поляжем!..
Перун в удивлении оборачивается, но вопли накинувшихся спрутов заглушают слова Кота. В тенаклях тонет всё вокруг. Бестия испускает по тварям сверкающие молнии, крушит гранитом, режет ветром. Только вот ее сил недостаточно. Ее дурацких сил, которые погубили ее молодость, не хватает даже, чтобы выжить.
Усталость накатывает. Тело сдавливают пупырчатые отростки, вонючие как гнилые тряпки. Бестия чувствует их везде на своем теле. Не шевельнуться. Сейчас ее доспех погаснет, и тентакли окажутся везде. Совсем везде. Разорвут ее изнутри. Вот так потеря девственности, сука-а!
От громкого рева у Бестии перехватывает дух и выступает холодный пот. Кто это? Новый монстр?
Стоны и визги разрывают затхлый воздух над ее ухом. Совсем рядом. Она не сразу понимает, что это спруты надрываются предсмертным криком. Вдруг тиски отпускают девушку. Разорванные отростки накрыли ее со всех сторон. Она опрокинута, среди мертвых монстров. Мощная железная рука хватает Бестию за плечо и вытягивает из-под завалов липкой плоти.
Девушка видит лишь серую стальную рукавицу. Сердце ее оживает.
Перун снова ее касается! А когда-нибудь сделает это голой рукой. Проведет пальцами по ее животу. Или огладит линию ее подбородка, нежно, мягко, словно изучая. Словно любуясь своей женщиной.
Эта мысль приносит успокоение. Только на пару секунд.
Над горой кальмаровых трупов возвышается еще одно чудовище. Бестия сглатывает. Нет, это Перун. Но другой.
Гладкий сплошной доспех превратился в пластинчатый, с острыми краями. Весь доспех в дымящейся голубой крови. Шлем стал угловатым и вытянутым как пасть Али. На серой стали прорезался острый рот — полный тьмы, с рваными краями, похожими на очертания клыков. А еще глаза — засветились багровым огнем.
— Перун? — шепчет Бестия, ее берет жуть. — Что с тобой случилось?
Он оборачивается к ней. Волчий рот на шлеме ухмыляется, словно на живом лице: