Далахан

22
18
20
22
24
26
28
30

— Тогда чего ты ржёшь?

— Потому что дальше будет много чего интересного. Люблю, когда всё идёт нестандартно. Змей сказал бы, что это препятствует атрофии мозга.

— Змей свободен, — мрачно ответил ему Кабан.

— Да, но где именно он свободен? — с неуместной улыбкой спросил Первый Всадник.

Разговор заглох, пока тишину не нарушил новый громогласный смех Мыша.

— Прелестно, мой дорогой друг! Фиксирую нарушение правил. Правда, не знаю, каких именно, но это определённо нарушение.

— Волк проиграл? Почему я не чувствую нового брата?

— Кажется, его взяли в плен.

— Волка⁈ — опешил Кабан.

— А что ты так удивлён? Идея странная, но висит на поверхности. Я бы именно так и поступил, если бы Голубь не заморочил нам мозги, скрывая правду о вознесении.

— И… что теперь? Он ведь освободится с солнцем?

— Не освободится. Его надёжно упаковали. Так что Стена в нём не узнает, что уже утро. Этот Арктур — достойный соперник. Хитрый, Как Принц, но без его тупого героизма и веры в «игру».

— Но ведь тогда… как тогда будет всё идти дальше?

— Очевидно же. Это нарушение шестой установки. Мы имеем право нарушить правила и выйти всем вместе, чтобы спасти товарища и вернуть ход Ивента. Прелестно, не находишь? Нет, даже не так, мой дорогой друг, — улыбнулся неестественно широкой белозубой улыбкой Первый Всадник. — Мы можем нарушить два правила. Нарушение хода Ивента — это серьёзно. Что скажешь, юнга?

Из под плотного балахона с низко опущенным руническим капюшоном показалась прорезь ослепительного синего света.

Светящееся существо с секунду смотрело на Первого, после чего капюшон чуть качнулся, и из под него послышалось едва различимое:

— Я взорву к чертям эту проклятую Стену…

* * *

А в нескольких этажах ниже, в глубине монолитного мира, из которого нет выхода, захрустел попкорн. Вверх поднялась тяжёлая струйка сигаретного дыма.

Мерцание экрана отразилось в четырёх парах глаз, одна из которых светилась предвкушением, а три другие не питали никакого интереса к происходящему на мониторе. Их полные обожания взгляды не сходили с фигуры самого совершенного по их мнению существа в этом мире.