Медведь снова рыкнул и бросился на обидчицу. Это все. Отскочить от рванувшего к нам медведя, как от быка, не получится, тем более вдвоем. Поймает, как кот сонных мышей. Все, что пришло мне в голову, так это пронзительно заорать, передергивая рычаг карабина:
— Эргис!
Сахаляр, от которого выстрелы Намии отвели смертельную угрозу, не колебался ни секунды, а тут же метнул в медведя свою батыйю. Оружие не совсем метательное, но, судя по снова взъярившемуся зверю, попал сахаляр удачно. Медведь крутнулся, как юла. Еще секунда — и он размажет казака по стене. Но это если я облажаюсь.
Для меня разворот зверя был стремительным только в начале, до активации «крыльев», а затем движение туши замедлилось. В мозгу было почти пусто, и вертелись только охотничьи байки о выстреле в ухо. А сейчас у удачно подставленного профиля медвежьей морды уши торчат назад. Значит, смещаем прицел чуть вперед к условному виску.
Больше всего я боялся, что вместо выстрела услышу пустой щелчок бойка, но утробный, замедленный рокот успокоил меня. Вселенная ускорилась, и сначала показалось, что ничего не получилось. Медведь все еще намеревался убить явно не успевавшего отскочить сахаляра, а на мой выстрел лишь мотнул головой, словно отгоняя назойливую муху. Но уже через секунду его повело, как пьяного, лапы подломились, и мохнатая гора с каким-то печальным вздохом повалилась на бок. Толстые лапы с жуткими когтями на концах бессильно дернулись пару раз, а затем зверь затих. Воцарилась оглушающая тишина. Все замерли. Никто даже не принялся осматривать себя и друзей на предмет ран.
Мне, да и, судя по всему, не только мне, казалось, что здесь и сейчас произошло что-то очень неправильное. Этот огромный, великолепный зверь, истинный хозяин тайги не должен был закончить свою жизнь вот так. Не должен был погибнуть рабом, повинуясь чужой воле.
Казалось, что сгустившееся общее сожаление перешло в звук и сформировалось в мелодию. Только через несколько секунд я понял, что это запела Намия. Девушка медленно подошла к голове медведя и опустилась на колени. Ее пальцы утонули в густом мехе.
Нет, это было не камлание, а песнь-плач о погибшем воине. Песнь, которая разрывала душу и будила внутри что-то совсем уж первобытное.
Пока все сожалели, мои печальные мысли перешли в более прагматичное русло, но во все том же безрадостном окрасе. Теперь и дураку понятно, что нам не выйти. Пастырю зверей не нужна армия, хватит парочки медведей, пусть и не таких огромных. Они не дадут нам даже высунуться из этой норы, пока Злоба не окрепнет. И тогда подземелье станет склепом уже для нас. Напрашивался лишь один выход, но он мне по-прежнему не нравился. Неужели придется убивать ребенка?
Из тягостных мыслей меня вырвала тишина. Песнь Намии резко оборвалась. Шаманка с удивленно расширенными глазами смотрела во тьму земляной штольни.
Она что-то сказала по-якутски. Я не понял и вопрошающе посмотрел на Эргиса.
— Он пришел, — так же ошарашенно выдохнул на русском сахаляр.
— Кто — он?
Ответа я не услышал, зато увидел, как эта оглашенная сорвалась с места и буквально ринулась во тьму прохода, ведущего наружу, прямо навстречу опасности.
— Куда?!
Пока из меня вылетали глупые вопросы, Эргис рванул следом, так что мне удалось вбежать в штольню третьим.
Я бежал, боясь, что сейчас наткнусь на клубок из парочки сахаляров и грызущих их волков, но ничего подобного не было. Мало того, когда выскочил наружу, то увидел не только пораженно замерших соратников, но и десятка три голов разномастного зверья. Все они не спешили нападать на людей, а столь же ошарашенно уставились на опушку у разгромленного лагеря профессора. Там прямо в воздухе висела знакомая горбатая фигура. Пастырь зверей дергался, словно висельник, а за его спиной клубилась тьма, которую не могло разогнать даже высоко стоявшее солнце.
От этой тьмы повеяло жуткой силой и яростью. Нечто подобное я чувствовал, когда наткнулся на хозяина Топи. Но там дух, несмотря на свою пугающую мощь, казался ребенком, играющим с непонятной зверушкой. Здесь же ощущалась не только огромная сила, но и невообразимая древность.
Корчившийся в воздухе горбун еще раз дернулся, а затем его смяло в бесформенный комок, как бумажную фигурку. Этот жуткий мясной шар упал на землю, и тьма начала сгущаться. Через секунду она воплотилась в фигуру старика в меховых одеждах. Он опирался на корявую клюку, и даже с такого расстояния я заметил насмешливую улыбку. Теперь от этого существа веяло чем-то веселым, а не прижимающей к земле яростью, как секунду назад.
Я даже без подсказки догадался, что к нам на огонек заглянул пресловутый Бай Байанай — дух — покровитель всего живого в этих лесах. Похоже, старик услышал плач Намии, и ему явно не понравилось, что кто-то так вольно распоряжается жизнями его питомцев.