– Мы все равно уйдем через девятнадцать дней, оставив эти деньги в ресторане. – Он безучастно смотрел на мешок.
– Все равно – деньги желательно хранить в укромном месте.
Я затащил мешок в комнату и поставил в один из свободных углов, затем вышел и плотно закрыл окно. И только потом внимательно осмотрел пуговицы, все еще зажатые в руке. С первого взгляда они показались мне знакомыми: черные, с узором из мелких коричневых капель. Кажется, я уже где-то видел их, но где?
В тот момент, когда я выключил свет и собирался лечь, меня ошеломила страшная догадка. Я вспомнил рубашку брата. Точно! Эти пуговицы – с той рубашки.
– Так я и знал!
Я сжал их в руке. Подтвердились мои худшие опасения. Вот с какой целью он не появлялся несколько дней – хотел отвлечь внимание, заставить забыть о себе. Мое предположение, что брат и седая старушка сообщники, полностью подтвердилось, если судить по тому, что Седая тоже не показывалась последнее время в ресторане.
Уснуть не получалось. Ненавистный братец, как всегда, в своем репертуаре. Мало того, что он издевался надо мной при жизни, так и сейчас продолжает преследовать и надоедать мне. Он, конечно, не догадывался, что я Ван Доён. Ему такое и во сне не могло присниться. Уверен, в предыдущей жизни, мы были заклятыми врагами из знаменитой легенды: кошкой и собакой, которые переходили реку с жемчужиной и обронили ее в воду[15]. Очень уж подходящее сравнение.
Наступило утро, а я так и не успел толком поспать. Ачжосси отравился на кухню со словами, что нужно хотя бы яичницу приготовить. А я сидел за столом и пялился на пуговицы.
– Что ты там разглядываешь? – поинтересовался шеф, вынося две тарелки с яичницей и яблочный сок.
– Я оторвал эти пуговицы с рубашки грабителя.
– Правда? Ты что, дрался с ним? Зачем ты? Это же опасно.
– Сам не знаю, как так получилось. Тело само среагировало.
– Тело само среагировало? Значит, ты тоже борец за справедливость.
Ну как вам сказать? За свои пятнадцать лет я не совершил ничего плохого, но и не был настолько правильным, чтобы постоянно бороться с несправедливостью. Напомню: я без зазрений совести угонял мопед у Сучана.
Мне хотелось сказать шефу, что пуговицы принадлежат брату, но передумал. После того случая с наличными из кассы, я побоялся, что шеф снова обвинит меня: мол, создаю проблемы, не имея на то веских оснований. Конечно, пуговицы – доказательство, но, с другой стороны, на воре могла быть такая же рубашка, как у брата. Нужна была достоверная улика.
– Осталось девятнадцать дней, – произнес Ачжосси.
– Да.
– Время быстро летит, не так ли?
В последнее время он очень часто говорит об этом.
Шеф не стал продолжать разговор.