Перси Джексон и последнее пророчество

22
18
20
22
24
26
28
30

С этими словами мой старый друг исчез в ночи. Я извлек из кармана авторучку, снял с нее колпачок, и мой меч Анаклузмос вытянулся до полного размера — метр смертоносной небесной бронзы.

Бекендорф вытащил из кармана клочок бумаги. Мне показалось, что это карта или что-нибудь в этом роде, но потом я понял: это фотография. Он разглядывал ее в полутьме — улыбающееся лицо Силены Боргард, дочери Афродиты. Они начали встречаться с прошлого лета, хотя все уже не один год им говорили: «Чего вы дурака валяете — вы ведь нравитесь друг другу!» Теперь, даже отправляясь в опасные экспедиции, Бекендорф казался счастливым, как никогда.

— Мы обязательно вернемся в лагерь, — сказал я ему.

В его глазах мелькнула тревога, но потом он уверенно улыбнулся и убрал фотографию.

— Кто бы сомневался, — сказал он. — Ну что, идем порвем Кроноса на части?

Бекендорф шел впереди. Мы проследовали по узкому коридору до служебного трапа — точно как на учениях, но, услышав наверху шум, замерли.

— Мне плевать, что там говорит твой нос, — прорычал получеловечий-полусобачий голос, так говорили тельхины. — Когда ты в последний раз почуял полукровку, на деле это оказался мясной рулет!

— Мясные рулеты — отличная штука, — визгливым лаем отозвался второй голос. — Но сейчас я чую запах полукровок. Они на борту, уж можешь мне поверить.

— Зато у тебя мозги не на борту, это точно.

Они продолжили препирательства, а Бекендорф тем временем показал вниз. Мы спустились, стараясь не шуметь. Два этажа вниз — и голоса тельхинов стали едва слышны. Наконец мы оказались перед металлической крышкой люка. Бекендорф одними губами произнес: «Машинное отделение».

Люк был заперт, но Бекендорф вытащил из своего рюкзака кусачки и перерезал дужку замка, словно та была из масла.

Внутри вращались и гудели желтые турбины размером с элеватор. Противоположная стена была утыкана манометрами и компьютерными мониторами. За одной из консолей, сутулясь, сидел тельхин, но он был так погружен в работу, что не заметил нас. Экземпляр ростом метра полтора, на коротких ножках, все его тело покрывал гладкий лоснящийся мех, как у морского льва. Голова — как у добермана, а вот руки хоть и когтистые, но вполне человеческие. Тельхин тюкал пальцами по клавиатуре, периодически порыкивая, и что-то бормотал. Может, переписывался с дружками в чате на uglyface.com.

Я сделал шаг вперед, и он напрягся, вероятно почуяв что-то неладное. Тельхин прыгнул вбок к большой красной тревожной кнопке, но я преградил ему путь. Он зашипел и бросился на меня, но один удар Анаклузмосом — и тельхин, взорвавшись, рассыпался в прах.

— Один — ноль, — констатировал Бекендорф. — Осталось еще тысяч пять.

Он сунул мне в руки контейнер с густой зеленоватой жидкостью — греческим огнем, одним из самых опасных волшебных веществ в мире. Потом Бекендорф бросил мне еще один необходимый инвентарь героев-полубогов — клейкую ленту.

— Закрепи этот на консоли, — сказал он. — А я займусь турбинами.

Мы принялись задело. В помещении было жарко и влажно, и через несколько минут мы вспотели так — хоть выжимай.

Корабль продолжал плыть вперед. Я, как сын Посейдона, прекрасно ориентировался в море. Не спрашивайте меня, как я это определил, но я точно знал, что мы находимся на 40˚19" северной широты и 71˚09" западной долготы и движемся со скоростью восемнадцать узлов, а это означало, что корабль прибудет в Нью-Йорк с рассветом. Другой возможности остановить врага нам не представится.

Не успел я прикрепить второй контейнер с греческим огнем к пульту управления, как раздался топот множества ног по металлическим ступеням — вниз спешило такое количество монстров, что я слышал их даже за ревом двигателей. Плохо дело!

Я поймал взгляд Бекендорфа.