Мое чужое сердце

— Проверь его пульс!

Девушка принялась выполнять поручение, со второго раза сумев точно посчитать, и содрогнулась от цифры.

— Падает…

— Гоните на всех парах. Немедленно…

Ха, будто они не мчаться как сумасшедшие. Одно благо — дороги практически пустые. Шутка ли, два часа ночи. Слишком не пободрствуешь.

Стася продолжала удерживать шарф, надавливая на рану и всматриваться в помертвевшее лицо. От подобного осознания она принялась молотить Шамрова по лицу, ничуть не заботясь, что ему может быть больно:

— Влад!.. Твою ж мать… а ну открывай глаза. Не смей мне тут притворяться!

Он очнулся, практически разлегшись на ней, всё так же оставаясь безучастным. Костя сыпал матами, когда им навстречу кто-нибудь выскакивал, а Лёшка сидел в пол оборота, повернувшись к ним лицом, и был таким же бледным, как и Шамров, пришедший в себя.

— Только не умирай, слышишь, Влад? Не умирай, — разрыдалась навзрыд.

— Настя… — прохрипел, чувствуя, что снова начинает отключаться.

— Молчи. Ничего не говори. Ты мне столько всего наобещал. Сдержи свои слова. А потом что хочешь, то и делай.

Влад постарался вынырнуть из сгустившегося перед глазами мрака. Он полюбил так сильно, что, едва смог перевести дыхание от болезненного осознания, что это конец. На самом деле, не должен был влюбляться. Не должен был открываться, впускать в свою жизнь. Он с самого начала знал, что случиться в итоге… Не смог сдержаться. Слишком сильно полюбил. Не просто так… Больше жизни. Что значит полюбить кого-то так сильно? Это отдать жизнь, даже не задумавшись о своей собственной, потому что без неё ты и так мертв.

— Я люблю тебя… — посмотрел на неё затуманенным взором и в этом взгляде плавились, перетекая друг в друга миллионы оттенков нежности. — Как же я… тебя люблю. Прости меня…

Он смотрел с таким отчаяньем, с такой пробирающей до дрожи одержимостью, что стало страшно. За стеклом показался пригород. Вдалеке замаячили многоэтажки, высокие дымовые трубы котельных. Уж скоро.

— Заткнись… — залилась слезами, обхватив его лицо ладонями. — Заткнись и послушай меня внимательно. Если ты умрешь — вот тогда я тебя никогда не прощу. Я ещё хочу родить от тебя. Так что заруби это себе на носу. Ты меня понял?..

Он посмотрел с такой надеждой, что у неё защемила душа. Пальцы, накрывшее её ладонь сверху, дрогнули, разжавшись, а потом снова сжались, давая понять, что он услышал её слова.

Стасе показалось, что он её не видит или видит плохо, потому что он поморщился, несколько раз моргнув, словно пытаясь сфокусировать зрение, а потом улыбнулся своей фирменной, слегка кривоватой улыбкой и в этот момент из уголка губ потекла тоненькая струйка крови. Влад сглотнул, продолжая улыбаться, но уже не слышал ни своего имени, произнесенного дрожащим, сорванным голосом, ни зычной ругани Гончарова, грозившего всыпать ему по полной, если он не придет в себя, ни Костиного крика, звавшего на помощь у санпропускника.