И её голубые глаза… Это ведь были глаза Эмирин. Только без золотых искорок, но всё же — они…
Вот почему мне так нравится в них смотреть.
— Накопители! Накопители, в которые мне нужно сбрасывать излишки силы, чтобы не перегореть! Я их немного изменила. Теперь они могут светиться не круглые сутки и не будут мешать мне спать!
Триш взмахнула рукой — и прямо перед ней появился фонарик на длинной тонкой ножке, с абажуром, напоминающим шляпку гриба. Он светился так ярко, что я поморщилась.
А потом она хлопнула в ладоши — и фонарик погас.
— Здорово, правда? — Триш радостно улыбнулась, и Эмирин кивнула. Привлекла её к себе и поцеловала в щёку.
— Умница моя.
Да… Я помню эти накопители. Они появлялись в любом постоялом дворе, где ночевали мы с мамой. И в нашем доме в Тихоречном они тоже были.
Мама называла их «наши грибочки-светлячки»…
Я только на секунду закрыла глаза — и оказалась в другом месте.
Здесь было темно, хоть глаза выколи. Я с трудом рассмотрела очертания глухого леса, небольшой полянки и быстрой, но явно очень холодной речки. Я понятия не имела, где нахожусь — тут не было ничего, что могло бы сказать мне о том, какие это земли.
А потом ярко вспыхнул силовой портал, и оттуда вывалилась Триш. Силовые порталы —экстренные порталы на чистой силе, после подобного перемещения можно и умереть…
Но она была жива. Потрепана, но жива. В рваном местами платье, какая-то грязная, в крови и земле. Дыхание вырывалось из её груди с хрипами, из носа лилась кровь, лицо опухло и было не только грязным, но и заплаканным.
А потом я заметила, что у Триш больше нет красного глаза. Теперь её глаза были обычными — карими.
Она подползла к речке, волоча по земле будто бы перебитые ноги, и стала жадно пить ледяную воду. Закашлялась, но упрямо продолжала пить, а потом погрузила туда руки по локоть, и я увидела, как засветились её ладони.
Да… это был известный мамин трюк. Она научила меня наполнять резерв, используя силу текущей воды, ещё когда мне было шесть.
Наконец Триш отползла от речки, взяла в руки острый сук и принялась очень быстро чертить им на земле какие-то руны, не переставая что-то бормотать. Я не понимала, что она делает.
Я вообще была не уверена, что хочу это понимать.
В конце концов она села в центре нарисованной пентаграммы, зубами расковыряла уже почти засохшую ранку у себя на ладони и сбрызнула землю несколькими каплями крови. Потом взяла в руку амулет, который висел у неё на шее — хорошо знакомый мне амулет, — и зашептала:
— Эйя рейз лори… Эйя рейз лори… Эйя рейз лори… — закашлялась и продолжила: — Кара джейл неррит… Кара джейл неррит… Кара джейл…