Иисус Христос. Жизнь и учение. Книга IV. Притчи Иисуса

Совпадений между приведенным рассказом и притчей достаточно много: оба рассказа связаны с Самарией; в обоих случаях упоминается Иерихон; в обоих речь идет о милосердном отношении к попавшим в бедственное положение. Символом этого милосердного отношения в обоих случаях становится елей (оливковое масло), использовавшийся в качестве лекарственного средства: елей возливали на раны для их скорейшего заживления, тогда как вино использовали в целях дезинфекции. Законник, будучи начитан в Священном Писании, не мог не знать эту историю. Возможно, Своей притчей Иисус хотел напомнить ему о примерах благородного поведения из прошлого.

Иисус начинает притчу с описания отчаянной ситуации, в которой оказался некоторый человек на пути из Иерусалима в Иерихон. Этот путь пролегает через пустынные и безлюдные места: по словам Иосифа Флавия, «от Иерусалима Иерихон отстоит на сто пятьдесят стадий, а от Иордана на шестьдесят. Страна до Иерусалима пустынна и камениста»[185]. Это был опасный путь: его называли «дорогой крови» из-за множества совершенных на нем разбойничьих нападений[186].

Возможно, священник, проходивший мимо, не приблизился к пострадавшему из опасения, что разбойники находятся где-то рядом. Возможно также, что он принял пострадавшего за мертвого: слово ημιθανής, переведенное как «едва живой», буквально означает «полумертвый» и вполне могло указывать на человека, лежавшего неподвижно, в бессознательном состоянии, подобно мертвому. Священник же, по закону, не должен был прикасаться к трупу, чтобы не оскверниться (Лев. 21:1–2). Именно желанием соблюсти ритуальную чистоту объясняют поведение священника некоторые толкователи[187].

Впрочем, на левита эти предписания не распространялись. В отличие от священника, он не просто прошел мимо: сначала он подошел и посмотрел. Тем не менее и он не оказал помощи пострадавшему – по причинам, о которых в притче ничего не говорится.

Священники и левиты относились к наиболее уважаемым членам израильского общества. И те и другие служили при храме Иерусалимском, и, хотя левиты выполняли вспомогательные функции, они также относились к числу священнослужителей. Иисус не случайно приводит в пример представителей этих двух категорий лиц. Подобно книжникам и фарисеям, они рассматривались как те, кто своим поведением должны подавать пример прочим.

В данном случае, однако, положительный пример подает только самарянин. Его отношение к человеку, ставшему жертвой разбойников, выражено глаголом σπλαγχνίζομαι («сжалиться», «умилосердиться»). Этот глагол употребляется в евангельских повествованиях неоднократно (Мф. 9:36; 14:14; 15:32; 18:27; 20:34; Мк. 1:41; 6:34; 8:2; 9:22; Лк. 7:13; 10:33; 15:20), главным образом применительно к Иисусу. Он происходит от слова σπλάγχνον («внутренность», «утроба», переносно – «сердце») и указывает на милосердие и жалость как внутреннее качество, присущее человеку и роднящее его с Богом. Из трех героев притчи только самарянин оказывается способен проявить это качество.

Рассказчик уделяет особое внимание действиям милосердного самарянина; они описаны максимально подробно: «.эта детальная сосредоточенность на образе самарянина изображает природу любви к ближнему более красноречиво, чем могло бы это сделать любое абстрактное определение или заявление»[188]. Любовь к ближнему – деятельная любовь: она выражается в способности человека отождествить себя со страждущим, войти во все детали его бедственного положения и приложить максимум усилий для оказания ему помощи. Вместо того, чтобы поскорее скрыться с места события, как это сделали священник и левит, самарянин тратит время и средства на помощь пострадавшему, а главное – вкладывает в это свое сердце.

Два динария, которые самарянин заплатил хозяину гостиницы, представляли собой сумму, достаточную для пропитания здорового мужчины в течение месяца[189]. Этой суммы, во всяком случае, хватило бы на одну-две недели пребывания пострадавшего в гостинице вместе с питанием и лечением. Однако самарянин не довольствуется тем, что довозит его до гостиницы и оплачивает его там пребывание. Он обещает хозяину гостиницы вернуться и оплатить все издержки, если они превысят выплаченную сумму.

Добрый самарянин. Ю. Ш. фон Карольсфельд. Гравюра. XIX в.

Притча является толкованием на ветхозаветную заповедь, процитированную законником: Люби ближнего твоего, как самого себя (Лев. 19:18). Но толкование выходит за рамки ответа на вопрос: А кто мой ближний? Задав этот вопрос, законник, вероятно, ожидал получить в ответ список, содержащий те или иные категории лиц, и, следовательно, исключающий из числа ближних другие категории. Кроме того, он мог надеяться получить ответ на вопрос, указывает ли слово «ближний» только на представителей израильского народа или это слово следует понимать шире.

Ответ, полученный законником от Иисуса, полностью изменяет перспективу, в которой следует рассматривать изначально заданный вопрос: А кто мой ближний? Из притчи вытекает, что ближним является всякий, кто нуждается в помощи: так можно сформулировать содержащийся в ней урок, если всех ее действующих лиц рассматривать со стороны. Однако Иисус хочет, чтобы законник отождествил себя с пострадавшим, о котором шла речь, взглянул на ситуацию не извне, а изнутри. Поэтому вместо прямого ответа на вопрос Он Сам задает вопрос законнику о том, кто из трех – священник, левит или самарянин – оказался ближним для человека, ставшего жертвой разбойников. Законник прекрасно понимает смысл вопроса и смысл притчи, но он не может переступить через себя и произнести слово «самарянин» в положительном ключе, поэтому отвечает описательно: оказавший ему милость.

Милосердный самарянин в притче символизирует Самого Иисуса. Блаженный Августин отмечает, что, отвечая на вопрос иудеев: не правду ли мы говорим, что Ты Самарянин и что бес в Тебе? (Ин. 8:48), Иисус отвергает только второе обвинение, но не первое. Августин объясняет это тем, что в притче под милосердным самарянином понимается Сам Христос: «Он Сам подошел к раненому человеку, Он Сам оказал милосердие и поступил как ближний по отношению к тому, кого не счел чужим»[190].

Ориген был первым, кто предложил развернутую аллегорическую расшифровку всех основных элементов притчи: человек, попавший в руки разбойников, – это Адам; Иерусалим – рай, а Иерихон – мир; разбойники – враждебные силы; священник – закон, левиты – пророки, а самарянин – Христос; раны – это непослушание; осел – тело Господне[191]; гостиница, принимающая всех, кто хочет войти, это Церковь, а обещание самарянина вернуться – символ второго пришествия Спасителя[192]. Похожее толкование, еще более детализированное, мы находим у Августина[193].

Добрый самаритянин. Эме Моро. 1880 г

Столь подробная расшифровка всех деталей притчи может показаться искусственной и даже отвлекающей от существа дела. Однако она произрастает из того изначального посыла, который заложен в отождествлении милосердного самарянина с Христом. Такое отождествление вряд ли пришло бы в голову первоначальным слушателям притчи, но в церковной традиции именно такая интерпретация притчи стала основной. Милосердный самарянин – это Сын Божий, сжалившийся над бедствующим человеческим родом, терзаемым страстями, грехами и бесовскими влияниями.

Он пришел к падшему, измученному и израненному человеку, взвалил его на Себя и понес. Он принес его в Церковь, где создал все условия для его духовного исцеления и полного восстановления в первозданное состояние. И пообещал снова прийти, чтобы убедиться в том, что человек действительно полностью исцелился.

2. Докучливый друг и докучливая вдова