– Чего? – Дэн нахмурился, пытаясь понять, о чём она говорит. Последние его воспоминания обрывались в ночном клубе, в середине вечера. Кажется, было еще что-то... лицо жены совсем близко, выключившийся свет... а потом, потом... – Ты меня дурить пытаешься?
Анечка молча кивнула в сторону кровати, и Дэн, откинув покрывало, смог лично лицезреть неопровержимые доказательства.
– Девственница? – пробормотал он. – Я-то думал, отец врёт, а он действительно свинью подложил. Чёрт, кажется, теперь я должен на тебе жениться. – Анечка всё ниже опускала голову, не разделяя его сарказма. – Видимо, всё это было настолько отвратительно, что я даже не запомнил.
Анечка молчала, абсолютно никак не реагируя на его издевки. Дэн сел, обнаружил себя полностью голым и окончательно поверил её словам. Но только это молчание по какой-то причине бесило его больше, чем любые рыдания, истерики, проклятья и прочее. Какая-то больная с отсутствием нормальной реакции.
– Ладно, чего встала, иди завтрак готовь, потом простыни сменишь, – отмахнулся он. – Вчера я уволил всех горничных, будешь работать за них.
– Да, – только и отозвалась Анечка — и направилась в сторону кухни.
Дэн проводил её взглядом и неопределенно хмыкнул. Странно, что он не запомнил первой брачной ночи, даже если эта овечка лежала бревном. И, хотя никакого желания она пока не будила, он решил разок повторить — так, для коллекции.
Из кухни потянулись дразнящие ароматы.
4. Как скажешь
У каждого есть свои странности. Дэн, например, заставлял каждую жену в первый же день готовить ему завтрак. Английский, французский, американский, оладьи или сырники, яйца с лососем или боулы — каждая старалась, как могла. А ему, по сути, было всё равно — любое блюдо лучше, чем похожая на клейстер овсянка. Дэн наслаждался самой атмосферой, осознанием того, что готовят специально для него... и, вопреки всему, женщина на кухне его не возбуждала — было что-то слишком детское, личное в этом моменте, чтобы смешивать с сексом. Он ощущал уют, ностальгию по не случившемуся, странную тянущую тоску и вместе с тем спокойствие. Если и существовал наиболее мягкий вариант Дэна — он существовал на кухне.
Когда он явился и сел за стол, Анечка что-то увлеченно резала, повернувшись спиной.
– Скоро? – поинтересовался Дэн — и она вздрогнула, ойкнула, моментально поднесла палец ко рту. Вот недотёпа!
– Да, уже, – тихо послышалось в ответ — и, развернувшись, она поставила перед ним... овсянку?!
Серьезно?! Эта неумеха не придумала ничего другого, как кормить взрослого мужчину этой мерзкой кашей? Дэн до скрипа сжал зубы и одним резким движением смахнул тарелку на пол: та разлетелась вдребезги, едва коснувшись каменной плитки. Анечка, тихо вскрикнув, отскочила в сторону от брызнувших жалящим веером осколков.
– Убирай, – процедил он и, видя, что ошарашенная Анечка не реагирует, прикрикнул: – Быстро!
Та, вздрогнув, опустилась на колени и принялась собирать осколки. Было заметно, как её мелко трясёт, как вздрагивают поджатые губы, но плакать Анечка не решалась.
– Похоже, мой отец решил, что мне можно скидывать всякий мусор, – тем временем жестко вещал Дэн. – В постели не лучше трупа, готовить — и то не умеешь. Так может, тебе надо было в монастырь идти или на органы, чтоб хоть какую-то пользу людям принести?
Анечка не отвечала, даже не поднимала головы — но он и не ждал ответа. Утро оказалось испорчено, и, если и был у этой девушки шанс завоевать хоть какую-то его симпатию — она его потеряла. Резко поднявшись, голодный и злой Дэн вышел из кухни, намереваясь позавтракать где-то в городе — уже через пять минут хлопнула входная дверь, затем загудела подъемная дверь гаража — и наконец шум двигателя затих на улицах лениво просыпавшегося поселка. Анечка, всё так же сидевшая на полу в кухне, осталась одна.
«Ну это ж надо быть таким избалованным мерзавцем!» – в сердцах подумала она, заканчивая уборку. Нет, плакать ей совершенно не хотелось, а все слова Дэна разбились о твёрдую уверенность, что это не про неё. Муж её абсолютно не знал, просто хотел задеть — слишком очевидно, чтобы обижаться.
Сполоснув руки, Анечка спокойно наполнила новую тарелку пушистой и легкой овсянкой на миндальном молоке, приправленной ванилью и корицей, с добавлением банана, изюма и золотистых кусочков карамелизированного яблока. Здесь даже сахара не требовалось, каша и так получалась сладкой и ароматной, безумно вкусной и безусловно полезной. Все те три года, что они жили вдвоём с Яном (который, между прочим, отлично готовил), завтрак всегда был на Анечке — и всегда она получала похвалу.
ebooksa