— Договорились.
Распрощавшись с друзьями, почти бегом бегу в соседнее кафе. Моля судьбу, чтобы Оля не появилась там раньше меня. Впрочем, я беспокоился напрасно. Оленька пришла только к трём.
Её явление было подобно появлению феи из фильма «Золушка». Из клубов морозного тумана выплыла модная коричневая дублёнка, отороченная понизу и обшлагам козьим мехом. Из этого богатства выглядывал цветастый головной платок, наверное, тоже модный. «Во, Оля даёт!» — пронеслось в моей голове. Мне даже стало неудобно из-за хоть и фирменных, но старых уже штанов и потёртого свитера.
— Борь, давно сидишь? — Коваленко скидывает роскошную дублёнку на спинку стула. — Ну, извини, что-то сегодня товарищ Пивкин был в ударе.
— Водку будешь? — я пытаюсь шуткой прикрыть неловкость. — Для разговора…
— Ты всё шутишь? Даже кома тебя не исправила, как был балабол, так и остался. — Оля сразу понимает, что никакой водки у меня конечно нет. — Лучше расскажи, чем тут сегодня кормят. Голодная я, как собака. Сейчас бы бифштекс какой-нибудь.
— Извиняйте, сударыня, здесь такого не держат-с, — продолжаю балагурить. — Вот студень из лошадиных мослов. Прикажете подать?
— Прекрати уже! Сам-то сытый сидишь, над голодной девочкой измываешься. Тут всегда бифштексы с яйцом были с рисом или макаронами.
— Ладно, расслабься, сейчас принесу тебе твой биштекс-бишмекс, а то и в самом деле помрёшь тут в голодных муках. — Я встаю и беру поднос. Себе беру такой же набор.
Через пять минут мы уже сидим и мирно беседуем, поглощая нехитрые плоды советского общепита. Оленька в промежутках между поглощением обеда не торопясь рассказывает мне о недолгой нашей любви.
— И что? Совсем ничего не помнишь?
— Оленька, милая! Нельзя сказать, что совсем ничего. Большую часть жизни я помню прекрасно. Но ни первый, ни второй курс, ни все последующие года до сентября не входят в эту часть. Две недели в коме! Мне очень повезло, говорят, что я выжил, и что амнезия частичная. Ты Оля, не отвлекайся, рассказывай, что, как и почему. Главное меня интересует один вопрос. Если у нас была такая любофф, то почему мы с тобой по приезду не расписались? А то бы я с тобой по Болгарии катался. Ты реально много потеряла. Мне моя жена рассказывала, что мы с Вангой даже встречались, что я с самим Живковым и его дочерью беседовал. В общем, колись!
— Видишь ли, тут дело семейное. Папа мой и папа Андрюши служили вместе в молодости. Воевали в одном полку. Андрюшкин однажды даже спас папу. Вот и решили они породниться через детей.
— Что-то каким-то жутким средневековьем отдаёт… Тебе не кажется?
— Не перебивай! У военных свои причуды, полежишь под огнём и не такое придумаешь. Так-то глупость, конечно. Получается, что я была сосватана ещё до собственного рождения. Я бы и наплевала. Тем более, ты мне голову тогда задурил здорово. Помню, в Полтаве, моя тётка даже поражалась, что я в тебе нашла.
Я как домой вернулась, так сразу и сказала, что, мол, беременна, и выхожу замуж. Никаких Андреев знать не желаю и, прямо вот как ты сейчас, «не собираюсь подчиняться всяким средневековым пережиткам». Отец тогда жутко ругался, так разошёлся, что даже за сердце схватился. Мама, молодец, всё разрулила. Уговорила пойти на компромисс, сделать аборт и подождать до диплома. До аборта, дело не дошло за отсутствием беременности. Задержка была связана с чем-то другим.
С Андреем она тоже договорилась. Он пообещал вести себя хорошо, не ревновать, не напоминать мне об этом приключении. Если бы мы с ним оба твёрдо воспротивились, то никуда бы наши папаши не делись бы, а так одна слабая девушка… Ты тоже хорош! Вместо того чтобы биться как рыцарь за нашу любовь, смирился и нашёл новую пассию.
— Если девчонка уходит к другому, то неизвестно, кому повезло! — напеваю я с ехидной улыбочкой. — Оля ты про приключения в Крыму обещала рассказать.
— Ой, может не стоит? — Девушка странно усмехается. — Хотя, чего это я, мы взрослые люди. Мы любили друг друга.
Она рассказывает мне во всех подробностях о нашем весёлом, хмельном и эротическом путешествии.