Теперь подробности, касающиеся его здоровья и внешнего вида. Он здоров, хотя иногда мучается головными болями, впрочем привязавшимися к нему, по его словам, еще на воле. Одет он аккуратно, чисто, рваного ничего нет. Валенки я ему самолично подшил, а на минувших праздниках нам выдали теплое обмундирование, то есть бушлат, рукавицы, шапку и ватные брюки. Андрей Дмитрич не пал духом, спокоен, много читает, то есть насколько это возможно, и если в чем и нуждается, так разве только в махорке, которой у нас была постоянная недостача.
Вот я пишу «была», дорогая Татьяна Петровна, и твердо надеюсь, что и вы с мужем вскоре станете вспоминать об этой печальной жизни врозь, как о прошлом. Не горюйте и не отчаивайтесь. Желаю вам здоровья и скорого оправдания Андрея Дмитрича, а следовательно, счастья.
Остаюсь всецело ваш
Эпилог.
1956.
Прошло около трех лет с того раннего июньского Утра 1953 года, когда вернулся Андрей. Он написал мне, что дело пересматривается, я ждала его каждый день, а когда он наконец приехал, вышло так, что мы его не хотели пускать и ему, как он потом говорил, пришлось брать приступом собственную квартиру.
…Первая вскочила Агаша — должно быть, не спала, размышляя о мирской суете и предаваясь благочестивым размышлениям. Толстая, простоволосая, в каком-то страшном капоте, она вышла в переднюю и застыла, выкатив глаза и расставив руки и ноги. Звонок повторился. Это была, очевидно, молочница, которая иногда приносила молоко очень рано.
Я спросила:
— Кто там?
— Откройте, пожалуйста, — отвечал мужской незнакомый голос.
Нет, не молочница! Я хотела открыть, по Агаша, бессвязно причитая, вцепилась в меня и не пустила. Теперь вскочили все: отец, Митя — он ночевал у нас, — и в маленькой передней сразу стало тесно. Митя, босой, сонный, в пижаме, вышел с бешеным лицом, точно решив наконец рассчитаться за все, что произошло в этом доме.
— Кто там? — спросил он сквозь зубы.
— Откройте, будьте добры. Я приехал с Андреем Дмитриевичем.
— С каким Андреем Дмитриевичем? — прорычал Митя, как будто впервые в жизни услышал это имя.
— Он сейчас поднимется. Возьмите, пожалуйста, его чемодан.
— Вот когда поднимется, тогда и возьмем.
За дверью засмеялись.
— Можно и так.
Послышались удаляющиеся шаги, очевидно вниз по лестнице, и все утихло.