Коломнин щурится, поджимает тонкие губы. У него усталое, но спокойное лицо, и в том, как он достает из кармана старенький кожаный кисет и неторопливо набивает трубку, тоже чувствуется спокойствие, которое невольно передается и мне.
Было время, когда Ивана Петровича тревожило непризнание его научных заслуг, когда в каждом номере научного журнала он искал свое имя, когда самолюбие мешало ому работать. Теперь его интересовало только то, что происходило внутри работы. «У меня нет времени на обиды», — сказал он мне однажды.
— Ваш обморок беспокоит меня куда больше, чем эта история.
— Да что обморок! Вчера не ела целый день, ночь не спала, утром тоже ничего в горло не лезло — вот вам и обморок.
— Вольно же вам так волноваться! А стоит ли? Разве это первый случай?
— В чем же дело, Иван Петрович? Кто виноват?
Коломнин щурится, молчит, положив ногу на ногу, подняв узкие плечи.
— Вы, конечно, хотите, чтобы я ответил вам — Крамов? Да, и он. Но дело не только в Крамове. Прошло и никогда не вернется то время, когда науку вели вперед всеобъемлющие умы, гении, корифеи. Сколько человек занималось до войны крустозином? Восемь. Сколько химиков из этих восьми? Один. — И желтым табачным пальцем он ткнул себя в тощую грудь. — А нужно было бросить на это дело десятки лабораторий, сотни ученых и дать им не наше оборудование, собранное с бору по сосенке в эвакуированных институтах, а первоклассную технику, которую тоже нечего покупать за границей, потому что мы можем и должны ее сделать. Вот тогда не пришлось бы вам падать в обморок. Да что!
И он безнадежно махнул рукой.
— А Крамовых, конечно, нужно бить. Или, если можно, убить, — добавил он, усмехнувшись. — Впрочем, он еще ничего! Есть и похуже.
— Что же делать, Иван Петрович, дорогой?
— Что делать? Работать! Я считаю, что мы в три-четыре месяца можем дать клиникам препарат, который будет действовать не хуже этого хваленого пенициллина.
— Иван Петрович, да полно вам! Разве справимся мы так скоро?
— Справимся, если получим «танки».
До сих пор мы пользовались обыкновенными «матрасами» — сравнительно небольшими стеклянными сосудами, которые служат для выращивания культур. Необходимо было перейти на «танки» — так называются большие котлы, которыми в бродильном производстве пользуются для глубинного выращивания дрожжей.
— Будут «танки».
Мы помолчали. Я потянулась за носовым платком, лежавшим под подушкой.
— Что вы? Я вас просто не узнаю, Татьяна Петровна. Вот уж правда, что женщина всегда остается женщиной.
— А кто же я еще? — Я вытерла слезы. — Обидно…
— Э, не привыкать! Да мы еще возьмем свое! Помяните мое слово.