А потом в комнату, где я пила лимонад, вошел судья Поммери. Он был очень бледный. Он плакал. С ним были двое жандармов.
Кристоф заставил генерала сделать письменное заявление, в котором тот признавал, что Кристоф невиновен в убийстве Полины. Кристоф позвонил судье, но тоже попал на Изабель.
Остальное рассказала сама Изабель.
Она говорила с ним по телефону из кабинета отца. Она назначила ему свидание на закате на пляже «Морских корон», чтобы забрать у него письмо генерала. Повесив трубку, взяла со стойки ружье. Зарядила его двумя патронами.
Кристоф ждал ее в условленном месте, на дюне. Пляж был безлюден, только на горизонте раскачивался на волнах огромный красный шар. Наверное, у Мадиньо, с которым они были одного роста, он взял белые брюки, белую рубашку-поло, мокасины.
Она вышла из машины с ружьем. Он еще ничего не понимал, только держал в руках листок бумаги, который, как он надеялся, все исправит, все уладит.
Она сказала:
– Мне наплевать на вашу бумажонку! Вы знаете, что вы сделали? Мари-Мартина останется в тюрьме на много месяцев, а может быть, даже и лет! Я тоже скоро туда попаду! Судью уволят, перечеркнут всю его жизнь! А это ведь мой отец! Слышите? Мой отец!..
И она выстрелила, похоже, эта пуля попала в меня, и снова выстрелила, и теперь в моем мозгу осталась одна-единственная картинка: Кристоф падает и падает навзничь на песок, а грудь его разрывается от выстрела. Безумные слова судьи, как топор, вонзились в мое сердце.
Я умерла в прошлом году, а может быть, еще раньше, в тот сентябрьский вечер.
Но сердце по привычке стало биться вновь.
А вот разума, говорят, я лишилась.
Двадцать один час десять минут
На огромном пустынном пляже, насколько хватает глаз, насколько хватает слуха, теперь все спокойно и пусто, этот молодой человек, который уверял себя, что родился под счастливой звездой, уже час, как мертв.
Он лежит на песке, упав на спину, и приливу, который уносит за собой все – и красные диски солнца, и безумие живых, – осталось преодолеть лишь песчинку вечности, чтобы полностью завладеть им. Прилив унесет его, как он себе и воображал, черт знает куда – между Европой и Америкой, никто никогда ничего не найдет, только то, что оставят от него эти мерзкие рыбы после своего роскошного обеда.
Одна рука у него по-прежнему прижата к красному пятну, испачкавшему его белую рубашку. Последний образ, который запечатлелся в его мозгу, – взметающиеся на качелях юбки, и они озарили его лицо подобием улыбки, хотя слегка искаженной страданием.
От света дня на самой кромке океана остались лишь бледно-розовые блики, взошла луна, затихли чайки.
А там вдали, за дюнами и сосновой рощей, снова звонит колокол, за последние несколько минут он становится все нетерпеливее и нетерпеливее, а этот молодой авантюрист, конечно же, не двигается, но все же открывает один глаз.
– Черт побери, – говорит он себе, – они что, не могут заткнуть свой колокол?
Тогда он рывком выпрямляется, все тело у него онемело от долгого лежания, он стряхивает песок, налипший на красную дрянь у него на груди, а колокол снова поднимает неистовый звон, и тогда он бросается бежать.
ebooksa