– Поделиться чем?
– Ну, не знаю, всем этим.
– Мне не с кем. Есть один-единственный человек, которому мне хотелось бы позвонить, но это невозможно.
– Почему?
– У него жена, своя жизнь. Я уже давно дала себе слово оставить его в покое.
Он открыл пакет и протянул аккуратно сложенное мое белое пальто. Он сказал:
– Может быть, ваши воспоминания о том, что произошло в субботу, перепутались у вас в голове, так бывает, когда очень устаешь. Однажды, когда я спал всего два часа, вместо того чтобы ехать в Париж, я двинулся в обратном направлении. Мы тогда рулили на пару с Батистеном. Когда он проснулся на своей койке в кабине, я уже намотал сотню километров. Но я упрямо доказывал, что мы едем назад из Парижа. Еще чуть-чуть, и он бы съездил мне по физиономии, чтобы привести в чувство. Хотите что-нибудь выпить?
Я не хотела ничего выпить. Я нашла в карманах своего пальто билет «Эйр-Франс», моего яркорозового слоника на шарнирах, 530 франков в служебном конверте агентства, квитанцию из мастерской в Авиньоне и другие принадлежавшие мне бумаги. Голливудская Улыбка наблюдал за мной, и, когда я подняла голову, чтобы поблагодарить его и подтвердить, что все это – мое, я прочла в его внимательных глазах дружеское волнение. И именно в это мгновение, заглушая галдеж посетителей пивной и стук моего сердца, снова раздается восхитительный и ужасный голос Глав-Матушки.
И она говорит мне, что я не убивала Жюля Коба, что я не сошла с ума, нет-нет, Дани, что со мной действительно произошло то, что мне кажется, и что раньше я никогда не бывала в этом городе, где все словно вспыхнуло ярким светом, где оглушительно играют оркестры. Мне так внезапно открылась истинная подоплека событий этого уикенда, что меня начала бить дрожь. Мысли так быстро сменяли друг друга, что, наверное, это отразилось на моем лице. Голливудская Улыбка удивился, он тоже был счастлив:
– Скажите, о чем вы думаете? Чему вы так радуетесь?
А я не знала, что ему ответить. Тогда я порывисто поцеловала его в щеку, взяла его руку своей забинтованной рукой и так сильно сжала, что должна была сделать себе больно. Но мне не было больно. Мне было хорошо. Я освобождена. Или почти освобождена. Но вдруг улыбка застывает у меня на лице. Внезапно возникает мысль, столь же ошеломляющая, как и все остальные: меня преследуют, даже сейчас за мной следят, похоже, следили с самого Парижа, иначе моя догадка не подтвердится.
«Дани, моя девочка, – говорит мне Глав-Матушка, – мне кажется, они тебя потеряли, а иначе ты бы уже давно была мертва. Ты разве не понимаешь, что они хотят твоей смерти?»
Мне нужно расстаться с Голливудской Улыбкой.
– Пошли? Я провожу вас. А то опоздаете на поезд.
Пусть поможет мне надеть пальто. Я открываю сумку, чтобы удостовериться, что не ошиблась. И снова меня обуревает страх. На улице Голливудская Улыбка доверчиво обнимает меня, и я вдруг понимаю, что подвергаю его такому же риску. Я не могу удержаться и оборачиваюсь. Сначала смотрю на «Тандербёрд», припаркованный рядом с пивной, потом на длинную улицу, огороженную стенами, по которой я ехала сегодня днем, сейчас она вся светится огнями.
– В чем дело?
– Ничего. Просто смотрю. Ничего.
Он чувствует, что левой рукой я обнимаю его за талию, и смеется. Помещение вокзала. Перронный билет. Проход по туннелю. Платформа. Я постоянно оглядываюсь. Незнакомые лица пассажиров, занятых своими делами. По радио объявляют о прибытии поезда Голливудской Улыбки. Вдалеке слышится музыка уличного бала. Он стоит передо мной, держит меня за руки. Говорит:
– Знаете, как мы поступим? Завтра вечером я буду в Париже, в отеле, где всегда останавливаюсь, на улице Жан-Лантье. Пообещайте мне, что позвоните.
– Обещаю.
ebooksa