АНДРЕЙ. Она мне отказала… в квартире… И где бы то ни было.
ДАНИИЛ. Почему?
АНДРЕЙ. Потому – что порядочная девушка. Думаешь, ей приятно постоянно кривить душой?
ДАНИИЛ. Не знаю. Тебе это больше известно.
АНДРЕЙ. Может и больше. Но я, во всяком случае, не довожу женщин до слез! Что собираешься делать?
ДАНИИЛ. Не знаю. Никогда не предполагал, что Альбина настолько чувствительна.
АНДРЕЙ. Альбина Егоровна?
ДАНИИЛ. Какая она тебе Егоровна?! Тоже мне Петрович нашелся! Лучше подумай, как ей было слушать мое тупое молчание?
АНДРЕЙ. Мне осталось только о вас думать.
ДАНИИЛ. А ты представь, войди в ее положение. Предположим, некий Петрович…
АНДРЕЙ. Какой Петрович?
ДАНИИЛ. Престарелый! Да-да, престарелый Андрей Петрович, этакий потрепанный донжуан, признается в любви молоденькой девушке, скажем Веронике…
АНДРЕЙ. Мне и предполагать нечего. Я только что именно это и сделал.
ДАНИИЛ. …А она насупилась и молчит. Погоди, что ты сказал?
АНДРЕЙ. То, что она, в отличие от тебя, не молчала.
ДАНИИЛ. Ты хочешь сказать?..
АНДРЕЙ. …Что у нее сердце отзывчивей, чем у тебя – истукана.
ДАНИИЛ. Господи! Ты и Веронике заморочил голову?!
АНДРЕЙ. Это она мне заморочила… вернее, опутала, как только вошла. Я сразу понял, что угодил в ее сети.
ДАНИИЛ. И я, кажется, тоже… угодил… И что нам теперь делать?