Милорд невольно вздрогнул, услышав имя русского секретаря.
— Не стоит отвлекать мистера Дженкинса от дел. Позовите Мэри… мисс Беклбек, чтоб забрала детей!
— Майкл! Я обыскалась вас! Куда же вы сбежали, непослушный мальчик! Еще и сестру с собой сманили! — молодая дама в утреннем туалете и с годовалым ребенком на руках уже спешила к ним.
— Простите, мисс Беклбек! — пробормотал юный лорд.
— От хороших-то гувернанток дети не бегают. — ни на кого не глядя, буркнула мистрис Palashka.
Мисс Беклбек даже не обернулась, лишь щеки ее едва заметно вспыхнули. А следом случился и вовсе конфуз. Сидящий у нее на руках юный Василий-Джордж вдруг громко пискнул:
— Па! — и протянув ручки к милорду, радостно залопотал. — Па-па-па!
Лица у экономки и дворецкого окаменели. Мистер Фокс заметно смутился, а Дженкинс, быстро осознавший неловкость ситуации, уставился в сторону. Мисс Кэтти зло закусила губу, исподтишка поглядывая то на отца, то на мисс. И только юный лорд Майкл вдруг протянул руки… и взяв малыша у окаменевшей мисс, направился в сторону детских покоев.
— Пойдем, Кэтти, мисс… До свидания, джентльмены, и… удачи вам в охоте на крысу!
— В дипломаты. — глядя ему вслед, заключил мистер Фокс — и вздохнул так, что казалось, многочисленные пуговицы его жилета сейчас посыплются градом. — На крайний случай — в губернаторы! — и покивал хозяину дома — то ли сочувственно, то ли одобрительно.
— Сперва-то в армии послужить надобно. Хоть до бригадира дослужиться… вот как я… — милорд с трудом отвел взгляд от удаляющейся процессии, и кивнул Бартону, приказывая открыть дверь в спальню к русскому секретарю.
Эта комната мало чем отличалась от предыдущей: разве что простыни на застеленной еще со вчерашнего дня кровати поновее, да умывальный таз без щербин и трещин. Господин Гольцов всегда был любимцем мистрис Palashka. Дженкинс огляделся, цепким взглядом впиваясь в каждую мелочь. И вдруг распахнул гардероб, принялся быстро и умело перетряхивать белье и жилеты.
— Милорд, сколько вы платите секретарям?
Милорд пару мгновений помолчал, кажется, убеждая себя, что сей бесцеремонный господин знает, что делает. И только потом повернулся к мистрис Palashka.
— Двадцать фунтов в год, да на всем готовом: стол, и комната, и сюртуков двое в год, да жилетов четыре, да сорочек дюжину, да башмаки на зиму и на лето, чтоб барина не позорили! — затараторила экономка, загибая пальцы на каждой позиции и впрямь весьма щедрого содержания.
— Здесь явно больше, чем четыре жилета. — Дженкинс предъявил сии части гардероба русского секретаря, украшенные богатой вышивкой.
Даже я понимал, что показанная нам вышивка изрядно стоит. А ведь он еще не знал о пристрастии мистера Гольцова к театру, а также дружеским пирушками с собратьями-студиозусами. Ну так от меня и не узнает!
— Простите, милорд, как вы отбирали своих секретарей?
— Мистера Вудса порекомендовала леди Пембрук. Его матушка — вдова приходского священника в имении Пембруков. После смерти супруга осталась с весьма малыми средствами и четырьмя детьми: от десяти до шестнадцати лет. Я посчитал возможным предоставить старшему из них, Джереми, место в моем доме. Образование юноши не вполне достаточно для исправления должности секретаря. Вудсы всегда жили небогато, обучением детей занимался отец, и кроме знания английского и Священного Писания, юноша лишь чуть-чуть владел латынью. Но он старателен и услужлив, а мой первый, русский секретарь, господин Гольцов, из тех студентов, коих государыня-императрица Екатерина отправила учиться в Оксфорд. Кроме латыни и греческого, владеет французским, немецким, и отнюдь не профан в математике. Увы, государыня не слишком щедра к своим студентам, выделяя им лишь на учебу, но никак не на жизнь.
Я знал, что тема эта была для милорда болезненной. Ведь ему, как и всем русским посланникам до него, из собственных средств приходилось выручать русских студиозусов, поистратившихся путешественников, аристократов, даже не русских, а французских, бегущих от бунта у себя дома. И еще многих иных. Не говоря уж об обязательных обедах, приемах и раутах.