Саломон еле заметно улыбнулся и снова посерьезнел.
– А вот я наоборот. Как сказал э-э… Адриан, «Метаморфозы» были одним из главных источников вдохновения для художников эпохи Возрождения. А Овидий черпал материал для своих историй в греко-римской мифологии. Надо помнить, что боги древних греков и римлян были такими же неистовыми, сластолюбивыми, ревнивыми и порочными, как и мы, существа человеческие: точнехонько по нашему образу и подобию. Поэтому «Метаморфозы» и напичканы рассказами о супружеских изменах и преступлениях, о кровосмешении и ревности, о мести и жестоких гонениях.
Он помешал ложечкой в чашке.
– Что же до самого Овидия, то самый известный факт его биографии – изгнание из Рима. Эта история – одна из самых загадочных в Античности. Овидий был поэтом известным и обласканным. В те времена в Риме поэтов почитали так же, как у нас сейчас известных актеров. Однако в восьмом году нашей эры его внезапно отправили в изгнание по приказу императора Августа. И не куда-нибудь, а на край света: в город Томы, мрачный и холодный, где население не говорило на латыни и было гораздо менее изысканно, чем римляне. Сейчас Томы находятся на западе Румынии, на черноморском побережье. По получении приказа Овидий должен был на следующий же день оставить жену, семью, друзей и всю свою собственность, проститься со сладкой римской жизнью и карьерой, сесть на корабль и отправиться на самые задворки империи. Он никогда больше не вернется в Рим и умрет в изгнании, в одиночестве, вдали от дома и семьи. Как собака. Там он написал свои знаменитые «Тристии» и «Письма с Понта», письма, пожалуй, самые потрясающие и пронзительные во всей мировой литературе. В те времена место его изгнания, Черное море, называлось Понт Эвксинский.
Профессор опустил глаза, глядя в чашку, и Лусия поняла, что он взволнован. Прошли века, а жестокое наказание, назначенное несчастному поэту императором Августом, все еще потрясало Саломона.
– Эти письма – крик боли, крик отчаяния и одновременно мольба. Он умоляет своих старых друзей помочь ему вновь обрести расположение Августа и вернуться в Рим. Или, по крайней мере, пусть будет изгнание, но не в таком ужасном месте. В Томах долгие и морозные зимы, там замерзают реки, а снег, который в Риме видели только мельком, покрывает и крыши, и стены. Нравы здесь жестокие, постоянно возникают стычки с соседними варварскими ордами, которые подходят под самые стены города. В общем, для Овидия Томы – это настоящий ад.
Он пристально посмотрел на Лусию.
– Изгнание Овидия – одно из самых темных событий Античности. Почему так жестко? Официально считается, что его наказали за аморальность «Искусства любви». Однако «Искусство любви» было опубликовано за семь лет до события, и никто не возражал. Есть мнение, что на самом деле он совершил что-то более тяжкое в глазах императора, и сборник был не единственным его преступлением. Но этот проступок так и остался тайной. Следы его отслеживаются только у самого Овидия. В «Письмах» он намекает на какой-то тяжкий проступок, который совершил помимо воли. По его мнению, именно он и стал причиной изгнания. Поэт написал: «Я был наказан за то, что глаза мои нечаянно увидели нечто, и моя вина только в том, что у меня есть глаза». Скорее всего, «нечто» касалось императора Августа… Тайна, окружающая это событие, уже две тысячи лет рождает бесчисленные гипотезы и догадки у специалистов по Античности, включая и профессоров Университета Саламанки.
Он допил кофе и поставил чашку.
– Возможно, что убийца на собственном опыте узнал, что такое изгнание, и чтение Овидия эхом отозвалось в его душе. Иными словами, наш герой почувствовал себя изгнанником в Граусе, в этом богом забытом месте, вдали от больших городов, на самом севере Арагона.
Лусия внимательно и задумчиво глядела на Саломона. Античность ее не особенно увлекала, но криминолог был хорошим рассказчиком. Она подумала, что они с Адрианом прекрасно сошлись бы на ниве искусства, старых книг и древних цивилизаций.
– Надо бы выяснить, кто приехал в те края за какое-то время до двойного убийства, – продолжил Саломон.
Она не сводила с него глаз. В голове промелькнула какая-то мысль – не то образ, не то воспоминание, – которая лишь чуть задела сознание и сразу исчезла.
– Или все эти мизансцены вдохновлены не судьбой самого Овидия, а только «Метаморфозами», – предположил профессор. – На самом деле убийца сообщает нам о своей собственной трансформации. О том, кем он стал: настоящим монстром.
Он хотел сказать что-то еще, но сразу осекся, и по глазам было видно, что его только что осенила какая-то мысль.
– Слушай, у тебя здесь есть досье по делу о последнем двойном убийстве, ну о том, в Бенальмадене? – он указал на толстую папку, лежащую на столе. – Я читал материалы добровольцев Гражданской гвардии. Если память мне не изменяет, там есть ссылки на некоего обитателя соседнего дома, которого считали подозреваемым. Этот субъект арендовал соседний дом и жил там, когда были убиты англичане. Ни выяснить, кто он такой, ни обнаружить его так и не удалось. Долгое время он считался главным подозреваемым, но его так и не нашли. Скорее всего, он где-то раздобыл фальшивую идентификационную карту. Ты не можешь заглянуть в твое досье, нет ли там копии договора аренды дома?
Лусия порылась в документах и нашла копию временного договора.
– Назон, – сказала она. – Арендатор расписался как Назон. Видимо, имя вымышленное. Человека с таким именем нигде нет.
Саломон одобрительно кивнул.
– Публий Овидий Назон – настоящее имя Овидия.