Бестолочь

Уолтеру снова стало жутко. Теперь у нее и в самом деле был безумный вид — взгляд твердый, карие глаза сияют алмазным блеском, фигура застыла, словно эпилептический припадок ее рас­прямил и оставил в неустойчивом равновесии каменного столпа.

— Одной? Зачем?

— Покончить с собой!

Он непроизвольно повернулся — пойти наверх посмотреть в туалетном столике, где, по его расчетам, она держала таблетки, но оглянулся.

— Ты не знаешь, где они. Я их припрятала.

— Клара, не нужно театра.

— Тогда оставь меня!

— Хорошо, оставлю.

Уолтер бегом поднялся к себе в кабинет, закрыл дверь и стал шагать по комнате, затягиваясь сигаретой. Он не верил, что она на это пойдет. Отчасти она хотела его припугнуть, отчасти же в ней говорил настоящий страх остаться в одиночестве. Но страх утихнет, как уже бывало не раз. Завтра она снова обретет при­сущие ей твердость и уверенность в собственной правоте. А ему так всю жизнь и состоять при ней в няньках, так и ходить при­кованным к ней этой угрозой? Он распахнул дверь и сбежал вниз.

В гостиной ее не оказалось, он позвал ее, снова побежал на­верх. Она была в спальне и резким движением повернулась к нему, спрятав что-то под белым платьем, которое держала в руках, а может, только прижимала к себе, ожидая, чтобы он вышел. Тут она, тряхнув платье, повесила его на плечики, и он увидел, что ничего другого у нее в руках не было. Когда она подошла к шка­фу, Уолтер заметил на подоконнике низкий бокал, наполовину наполненный бренди, и уставился на него, не веря своим глазам.

— Почему ты не оставишь меня одну? — спросила она.— Пошел бы прогулялся как следует.

Джефф, который радостно мотался по комнате, сел и уставил­ся на Уолтера, словно и он хотел, чтобы тот ушел.

— Прекрасная мысль, может, так я и сделаю,— сказал Уолтер и вышел, хлопнув дверью.

Он вернулся в кабинет. Он останется в доме не для того, что­бы за ней приглядывать, убеждал он себя, просто ему сейчас не

до прогулок. Он вздрогнул от неожиданности, когда дверь у него за спиной отворилась.

— Хочу напомнить, чтобы тебе полегчало,— с завтрашнего дня ты волен проводить все свое время с Элли Брайс!

Уолтер чуть было не запустил в нее стеклянным пресс-папье, которое вертел в руках. Он грохнул пресс-папье о столешницу, прошел мимо Клары широким шагом и вышел из кабинета. В жиз­ни он еще не испытывал такой ярости и тем не менее был в со­стоянии наблюдать себя как бы со стороны: кипящий от гнева мужчина бросает в чемодан рубашки и брюки, зубную щетку, махровое полотенце, потом, вспомнив, портфель — он ему завтра понадобится, захлопывает чемодан и защелкивает зам­ки.

— Сегодня дом в полном твоем распоряжении,— бросил он и вышел, оставив ее стоять в холле.

Уолтер сел в машину. Уже выехав на Северное шоссе, он сооб­разил, что не знает, куда направляется. В Нью-Йорк? Можно поехать к Джону, но ему не хотелось обрушивать на Джона все свои беды. Уолтер свернул на первую подвернувшуюся улицу и оказался в местечке, которое показалось ему незнакомым. Неподалеку он увидел кинотеатр. Уолтер припарковался и купил билет. Он сидел на балконе, глядел на экран и курил. Он намере­вался заставить себя досидеть до мультика, который хотел по­смотреть. Однако ближе к концу художественного фильма он подумал: если Клара и впрямь наглоталась снотворного, то теперь, пожалуй, промывание желудка уже не поможет. Его накрыла волна слепого ужаса.

Уолтер встал и вышел.