Когда восемь месяцев тому назад она стала работать для «Найтсбридж», он понадеялся было, что найден выход обуревавшему ее чувству соперничества, той ревности, которая распространялась даже на него, потому что он, как считалось, весьма преуспевал. Но работа только усилила чувство соперничества и ее глубокую неудовлетворенность собой, словно возобновление службы спровоцировало извержение вулкана, который до тех пор только дымился. Уолтер предлагал ей уйти из фирмы, но Клара не хотела об этом и слышать. Самым естественным способом занять ее было бы завести детей; Уолтеру хотелось детей, но Клара была против, и он ни разу не попробовал ее по-настоящему переубедить. Малыши раздражали Клару, и Уолтер сомневался, что с их собственными дело будет обстоять по-другому. Когда они поженились, Кларе было двадцать шесть, но уже тогда она шутливо заявляла, что слишком стара. Клара ни на минуту не забывала о том, что на два месяца старше Уолтера, и Уолтеру часто приходилось твердить ей, что на вид она много моложе его. Теперь ей исполнилось тридцать; Уолтер понимал, что на детях поставлен крест.
Порой, стоя на чужой лужайке в Бенедикте со вторым бокалом хайбола в руках, Уолтер вдруг задавался вопросом — а что он, собственно, делает среди этих милых, самодовольных, состоятельных и в высшей степени скучных людей, что он вообще делает со всей своей жизнью? Он постоянно размышлял о том, чтобы уйти из фирмы «Кросс, Мартинсон и Бухман», и обдумывал сделать это на пару с Диком Дженсеном, самым близким своим коллегой по службе. Дик, как и он, мечтал о собственной юридической консультации. Как-то они с Диком всю ночь проговорили о том, чтобы открыть маленькое претензионное бюро в Манхаттане и заниматься делами, с которыми не пожелают возиться большинство юридических фирм. Гонорары будут маленькие, зато их будет много больше. В уставленной книгами берлоге Дика они извлекли с полки Блэкстоуна с Уигмором [2] и поговорили о чуть ли не мистической вере Блэкстоуна в возможность построить образцовое общество с помощью права. Для Уолтера это стало возвращением к увлеченности студенческих дней, когда право было в его глазах благородным оружием, которое он учился применять на практике, когда в глубине души он чувствовал себя юным рыцарем, готовым выступить на защиту беспомощных и в поддержку праведных. В ту ночь они с Диком решили уйти из фирмы первого января нового года и снять помещение под бюро где-нибудь в районе Западных сороковых улиц. Уолтер переговорил с Кларой, которая хотя и не выказала по этому поводу особых восторгов, разубеждать его тоже не стала. C деньгами трудностей не предвиделось: судя по всему, Клара собиралась зарабатывать не менее 5 тысяч долларов в год. Дом был полностью оплачен — их свадебный подарок от матери Клары.
Единственный положительный ответ на вопрос Уолтера о том, что он делает с собственной жизнью, могло дать юридическое бюро, которое они с Диком собирались открыть. В мечтах он рисовал себе процветающее дело, толпы довольных клиентов. Но уверенности в том, что их предприятие будет полностью отвечать задуманному, у него не было. Вдруг Дик охладеет к проекту? Уолтер чувствовал, что идеальный успех приходит нечасто. Люди принимали законы, ставили перед собой цели, а затем их не достигали. Вот и женитьба не оправдала его ожиданий; Клара тоже их не оправдала, да и сам он, по-видимому, оказался не тем, на кого она рассчитывала. Однако он старался и все еще продолжал стараться. Он мало в чем был абсолютно уверен, но не сомневался, что любит Клару и счастлив ее ублажать. Итак, у него была Клара, и он ублажил ее тем, что пошел работать туда, где работает, что живет здесь, среди всех этих милых неинтересных людей. А Клара, судя по всему, если и не очень довольна собственной жизнью, все равно не желает никуда переезжать или заняться чем- то другим. Уолтер с ней говорил на эту тему. В тридцать лет Уолтер пришел к выводу, что неудовлетворенность — нормальное состояние человека. Он полагал, что для большинства людей жить — это значит чуть-чуть не дотягивать до одного, другого, третьего и так далее идеала, и слава Богу, если рядом есть любимое существо. Но он не мог закрывать глаза на то, что Клара, продолжай она и дальше вести себя в том же духе, способна убить последние надежды, что он с ней связывает.
Весной, полгода тому назад, они с Кларой впервые поговорили о разводе, но потом с грехом пополам помирились.
Вечером 18 сентября с полтора десятка машин вытянулись в цепочку вдоль одной стороны Марлборо-Роуд, а еще несколько стояло на лужайке перед домом Стэкхаусов. Кларе не понравилось, что автомобили заехали на лужайку — последнюю совсем недавно щедро удобрили суперфосфатом, агроизвестью и пятьюдесятью фунтами торфа, что обошлось почти в двести долларов вместе с работой. Клара велела Уолтеру попросить гостей переставить машины.
— Я бы сама попросила, но, по-моему, это дело хозяина дома,— сказала она.
— Уберут эти, поставят другие,— возразил Уолтер.— Все подъезжают к самому дому, потому что женщинам неудобно идти на высоких каблуках по нашей дороге. Могла бы сама понять.
— Я так понимаю, что ты боишься их просить,— парировала Клара.
Уолтер понадеялся, что она не станет никого просить. В Бенедикте было принято оставлять автомобили на лужайках.
Гости, включая Филпотов, самую пожилую и консервативную чету, казалось, пребывали в отличном настроении. Мистер Фил- пот пришел в белом смокинге, черных брюках и лакированных ботинках — по привычке, решил Уолтер, поскольку Клара ясно дала понять, что мужчинам не нужно являться в вечерних костюмах, а женщины могут, если захотят. Женщинам всегда хочется разодеться, а мужчинам — никогда. Миссис Филпот подарила Кларе большую коробку шоколадных конфет. Уолтер видел, как она ее вручила, сопроводив парой комплиментов, от которых Клара зарделась. Дней десять тому назад Клара продала поместье у Залива Устриц одному из филпотовских клиентов.
Уолтер подошел к Джону Карру — тот в одиночестве стоял перед камином, где были навалены ветки кизила. Его лицо понемногу обретало то выражение невозмутимого благодушия, которое появляется после четырех-пяти стаканчиков. Джон сообщил, что был на приеме с коктейлями где-то в Манхаттане и приехал прямо оттуда, не успев пообедать.
— Съешь сандвич,— предложил Уолтер.— На кухне их целые горы.
— Никаких сандвичей,— твердо отказался Джон.— Нужно беречь фигуру, и если уж толстеть, так лучше от твоего шотландского виски.
Джон поведал Уолтеру о готовящемся выпуске его журнала, посвященном исключительно стеклу и стройматериалам из стекла. Джон Карр издавал «Контуры», архитектурный журнал, который сам же основал шесть лет тому назад и который теперь успешно конкурировал на рынке периодики с солидными изданиями по архитектуре, имеющими целую редколлегию. Уолтер видел в Джоне редкий образец американца — хорошо воспитанного и широко образованного, однако готового работать как вол, чтобы добиться своего. У родителей Джона не хватило денег помочь ему выйти в люди, последние годы учебы в архитектурном институте ему даже пришлось подрабатывать. Уолтер откровенно восхищался Джоном и не скрывал, как ему льстит, что он нравится Джону. Эту дружбу Уолтер даже отнес к разряду «неравноценных», понятно, имея в виду, что он не ровня Джону.
Джон спросил, не удастся ли Уолтеру удрать в следующее воскресенье порыбачить под парусом у Монток-Пойнт с ним и Чадом.
— Если Клара захочет присоединиться, прекрасно,— сказал Джон.— У Чада новая подружка, Клара могла бы остаться с нею на берегу, пока мы ловим с лодки. Ее звать Милли. Умная девушка, может понравиться Кларе. Клара любит побережье, так ведь?
— Я ее спрошу,— ответил Уолтер.— Сам бы я с удовольствием поехал.
— Кстати, где Чад?
Уолтер криво улыбнулся: