Собрание Ранних Сочинений

К нам в батальон связистов прибыл новичок. Рядовой. До этого служил он в штабе полка писарем. Может, провинился в чем, а может, по какой другой причине перевели его к нам — мы не знали, а сам он рассказывать о себе, как видно, не считал нужным.

Невысокого роста, худощавый, резкий в движениях, одет он был с иголочки, пуговицы сияли. Сапоги на нем хромовые. Наш сержант Дубов тут же приказал снять их: не по форме, и надеть то, что положено — кирзачи.

— Слушаюсь! — ответил новичок, прищурив глаза.

А глаза у него были какие-то необычные — меняли цвет в зависимости от обстановки. Когда он улыбался, в них отливала мутная синева, когда горячился, спорил — синева постепенно переходила в бледную желтизну, а если был зол, глаза его наливались кровью. Еще в первый день, знакомясь с нами, он протянул руку одному из солдат и громко, для всех, сказал:

— Тимофеев Илья Петрович, по инициалам — ТИП. Вот именно!

Солдаты засмеялись.

«Тип» этот, кажется, понравился всем. Понравилось и это его «вот именно!», которым он сдабривая свою речь, как бы припечатывая самое главное, что нужно запомнить.

Солдаты слушали байки Тимофеева с удовольствием. Искоса поглядывал на него только один Сергей Воронин, угрюмого вида, размашистый в плечах солдат.

Как-то он, Сергей, обронил тихо:

— Язык у новичка подвешен, да… Вот какой он сам-то, на деле, — это мы еще посмотрим! И посмотрели: Тимофеев мог работать на телеграфном ключе и принимал на слух пять-шесть групп. Конечно, до настоящего радиста ему было еще далеко, но по сравнению с нами, учениками, это был уже мастер. Он сразу как бы вырос в наших глазах, поднялся на целую голову и, наверно, потому стал глядеть на нас чуть свысока.

— Где вы научились этому делу? — полюбопытствовал сержант Дубов.

— А еще когда на гражданке был… Ходил на пароходе по Волге… Вот именно! Были дела-а… Капитан, скажем, дает радиограмму, а я ее быстренько диспетчеру — шлеп, шлеп, шлеп… А потом от диспетчера принимаю распоряжение для капитана или еще какую муру. В общем, работка не пыльна, да денежна.

— И сколько ты получал? — спросил кто-то.

— Ну, это неважно.

— Правильно, — сказал сержант, — это не столь важно… Важнее будет, если он поможет кому-то из вас разобраться в схеме передатчика.

— Я с удовольствием! — подхватил Тимофеев. — Ну, кому помочь?

Солдаты примолкли. Никому не хотелось вот так, сразу, просить помощи. Это значило: признать себя слабаком да еще на глазах командира… Но и неудобно было оставить безответно добрые слова Тимофеева.

— Вот Сергею помочь надо бы, — послышался чей-то голос.

Тимофеев посмотрел на Воронина оценивающе. Кустистые брови Сергея сдвинулись к переносью. Ему стало даже не по себе. И не потому, что друзья отрекомендовали его как отстающего, а потому, что он, Сергей, во время знакомства (дернуло же его за язык!) ляпнул о Тимофееве что-то колючее, злое. А Тимофеев-то, между прочим, этого не заслуживает. Вон как близко к сердцу принял он неудачи Сергея! Хочет ему помочь, ему, который плохо усваивает азбуку Морзе, слабо разбирается в аппаратуре.