— Объясните это своим дружкам. Так они вам и поверят.
— Мне плевать, что они думают! Раз я говорю, значит, это так.
— Ну и что? Даже если вашего сына убили по ошибке, к жизни его уже не вернуть. Хотя я сомневаюсь насчет ошибки.
— Его убила эта женщина.
— Возможно.
— Идите вы с вашим «возможно»! Она убила.
— Возможно. Но тут есть и другая сторона — политика. Можете вы мне сказать…
— Я могу вам сказать, что его убила эта французская шлюха, и еще могу вам сказать, что все ваши остальные проклятые кретинские домыслы взяты с потолка.
— Но пораскинуть мозгами все-таки стоит, — не уступал я. — А вы знаете изнанку отервиллской политики лучше всех. Это был ваш сын. Вы можете хотя бы…
— Я могу хотя бы, — прорычал он, — велеть вам убираться ко всем чертям во Фриско вместе с вашими кретинскими…
Я встал и холодно сказал:
— Я в гостинице «Грейт Вестерн». Не беспокойте меня, пока не захотите для разнообразия поговорить толково, — и вышел из спальни.
Секретарь переминался внизу с извиняющейся улыбкой.
— Хорош старичок! — бросил я на ходу.
— Чрезвычайно яркая индивидуальность, — пробормотал он.
В редакции «Геральда» я застал секретаршу убитого. Это была невысокая девушка лет двадцати, с широко раскрытыми карими глазами, светлыми волосами и бледным хорошеньким личиком. Фамилия ее была Луис. Она сказала, что не знает, зачем ее хозяин вызвал меня в Отервилл.
— Мистер Уилсон, — пояснила она, — никому не рассказывал о своих делах. Он… По-моему, он здесь никому не доверял полностью.
— А вам?
Девушка покраснела и сказала:
— Мне тоже. Но он здесь так недавно и никого из нас как следует не знал.