Vagina obscura. Анатомическое путешествие по женскому телу

Глава 5. Зарождение. Яйцеклетка[283]

Мириам Менкин стоит возле операционной, постукивая ногой и держа в руке стеклянную банку. Восемь утра, вторник, 1944 год. Она взволнованна. По вторникам доктор Джон Рок проводит операции: все утро выполняет гистерэктомии и удаляет опухоли яичников. Рок – руководитель Мириам, директор клиники по лечению бесплодия в Free Hospital for Women, благотворительной больнице для бедных в районе Бруклин в Бостоне[284]. Величественное четырехэтажное здание над берегом Мадди-ривер называют просто Free. Операции проходят в подвальном помещении. Если Мириам повезет, в ближайшие четыре часа Рок откроет двери операционной и передаст ей обернутый в окровавленную салфетку яичник, который он только что удалил у пациентки.

Мириам сразу клала салфетку в банку, наполненную раствором кальция, который применяла для промывки образца. Затем она неслась со всех ног четыре лестничных пролета вверх, в свою лабораторию на третьем этаже. При восемнадцатикратном увеличении она могла разглядеть ячеистую матрицу выпуклых, заполненных жидкостью мешочков, составляющих яичник. Каждый – домик незрелой яйцеклетки. Она прокалывала прозрачные мешочки (фолликулы) и отсасывала ярко-желтую жидкость тонкой стеклянной иглой. Затем выкладывала содержимое на стеклянный поднос и искала драгоценные крупинки. Она надеялась, что в одной из них найдет приз: зрелую яйцеклетку[285].

Яйцеклетка – самая большая клетка в организме человека, при этом совсем крошечная, не больше точки в конце этого предложения. Большинство людей не разглядят ее без лупы. Но только не Мириам. Она могла точно определить это сокровище невооруженным глазом и даже понять по внешнему виду, деформировано оно или нормальное. Она научилась этому за долгие годы охоты. Она просиживала часы в лаборатории, разбирая фолликулы под микроскопом. Это был изнурительный труд, «дело деликатное и неблагодарное»[286], но ей оно нравилось. «Она была ученым – с научным складом ума, точностью и верой в важность соблюдения протоколов», – говорит Маргарет Марш, историк из Ратгерского университета и соавтор (вместе с сестрой, доктором Вандой Роннер) биографии Рока – «Доктор, спасающий от бесплодия»[287].

По данным Мириам, владелица этого яичника – женщина 38 лет, замужем, мать четверых детей. Ее госпитализировали с диагнозом «расслабленная промежность, разрывы, кисты, эрозия шейки матки и пролапс». Это означало, что ее матка опустилась и провисла в области таза. Как и большинство женщин, столкнувшихся с проблемами репродуктивных органов, она в итоге попала к Року, считавшемуся лучшим репродуктологом в стране. Он бесплатно удалил женщине не только матку, но и правый яичник, и фаллопиеву трубу. Она тоже оказала ему услугу: стала одной из 947 женщин, разрешивших ему использовать свои репродуктивные клетки и ткани в научных исследованиях. Он проследил, чтобы операция прошла на десятый день ее менструального цикла, когда должна была выделиться яйцеклетка[288], [289].

Мириам прокалывает единственный фолликул голубоватого цвета размером с небольшой лесной орех и переносит жидкость в стеклянную посуду с плоским дном – часовое стекло[290]. В ней находится яйцеклетка, окруженная ореолом из крошечных сфер, которые известны как гранулезные клетки, выделяющие гормоны и защищающие нежное сокровище от внешнего мира. Она промывает его в солевом растворе и переносит из сосуда в стакан с тонким горлышком – колбу Карреля. Потом она оставляет его на сутки для созревания в инкубаторе с небольшим количеством сыворотки женской крови при температуре 37,5℃. В этот момент яйцеклетка высвобождает крошечную протоклетку, полярное тельце. Это и сигнализирует о том, что она готова к оплодотворению спермой.

Разумеется, сперма – вторая половина уравнения. Она должна быть свежей, не старше нескольких часов. Обычно ее предоставляли студенты-медики, которым платили по 5 долларов за «образец». За ней Мириам мчалась в больницу после полуночи, когда ее дети уже спали, и пробегала три-четыре квартала от своей квартиры до Free. По средам она вводила свежевымытую яйцеклетку в облако раствора спермы на часовом стекле и молилась, чтобы они слились в единое целое.

Эту часть работы она любила и никогда не уставала от нее. Она наблюдала за этим танцем через микроскоп: как сперматозоиды бьют хвостами, кружатся и прыгают, двигаясь к яйцеклетке. Их сила, казалось, несет ее в микроскопическом вальсе. Это было «самое захватывающее зрелище – видеть сперматозоиды: они такие активные, так вертят яйцеклетку, я ничего настолько увлекательного в жизни не видела… просто сидеть и наблюдать, представляя, что из этого получится ребенок», вспоминала она. Потом она шла домой и молилась.

Шестью годами ранее Рок взял Мириам на должность технического специалиста для работы над тем, что он называл исследованием яйцеклеток. Это был первый шаг его плана по излечению от бесплодия – ужасного бедствия, которое тогда было загадкой для ученых[291]. Он был католиком и наткнулся на исследование бесплодия после того, как прошел практику в ординатуре, занимаясь лечением бедных женщин в трущобах Бостона. Он сам увидел, насколько бедственно их положение: многие не могли иметь детей и выбирать, сколько детей родить. Он особенно хотел помочь тем женщинам, у кого яичники здоровы, но непроходимы фаллопиевы трубы: это причина 20 % всех случаев бесплодия, которые он наблюдал в своей клинике.

Если бы он мог найти способ создавать эмбрионы вне матки, то смог бы обойти проблему трубы и помочь этим женщинам воплотить свое желание забеременеть. «Какое благо для бесплодных женщин с непроходимыми трубами!»[292] – написал он в анонимной редакционной статье в New England Journal of Medicine в 1937 году.

Мириам тоже сочувствовала бесплодным женщинам и гордилась своим вкладом в развитие технологии, которая когда-нибудь поможет им стать матерями. Но настоящей ее страстью было решение научной загадки оплодотворения вне матки. Для нее исследование яйцеклетки означало вершину некогда рухнувшей карьеры, шанс стать причастной к крупному научному проекту. Она благоговела перед Роком, статным джентльменом с седоватыми волосами и внешностью священника. Все тридцать лет их знакомства он называл ее «миссис Менкин». Она терпеть не могла это обращение, но ни разу не поправила его. Она с гордостью называла себя «охотницей за яйцеклетками».

Рок, врач-клиницист, разработал свой эксперимент благодаря научному складу мышления. Но технические детали были слишком сложны для него. К счастью, именно они оказались сильной стороной Мириам. Она была «представительницей легиона высокообразованных женщин, которые, занимая должности лаборантов или секретарей, были незаменимы в медицинских исследованиях в первые две трети ХХ века», как выразились Марш и Роннер в книге «Специалист по бесплодию». «Работая за кулисами, часто в полной безвестности, часто сами имея докторскую степень, эти женщины брались за единственную работу, которую могли получить: печатали статьи ученых-мужчин или проводили монотонные лабораторные эксперименты». Официально должность Мириам называлась «ассистент», но она, безусловно, была одной из тех женщин, которых сегодня признали бы самостоятельными учеными. По словам Марш, «она была не просто девочкой на побегушках»[293].

Рок всегда торопился, слишком сосредоточивался на родах и операциях, чтобы внимательно следить за яйцеклетками. «Доктор Рок вечно отсутствовал – он не был в курсе процесса»[294], – вспоминала Мириам. Она осталась одна. Все протоколы она разработала сама, приучившись трижды мыть яйцеклетку и оставлять ее в контакте со сперматозоидом на пятнадцать-тридцать минут. Она называла себя «небрежным лаборантом», а однажды назвала и «самым отвратительным лаборантом, какого можно себе представить», однако ее записи показывают, что она была дотошна до перфекционизма. Каждый раз в процессе эксперимента она меняла какой-то небольшой фактор, например тип культуры или интервалы контакта сперматозоида и яйцеклетки, чтобы посмотреть, повлияет ли это на результат. Но это никогда ни на что не влияло.

Через шесть лет безрезультатных поисков перед ней встала новая увлекательная задача. Она изучила около 800 яйцеклеток и 138 из них пыталась соединить со спермой. Бывали дни, когда ей хотелось опустить руки. По ее словам, ей было стыдно брать свои 1,25 доллара в час, поскольку она не хотела, чтобы выделяемые на НИОКР средства вашингтонского Института Карнеги, который выплачивал ей часть зарплаты, тратились впустую[295]. Но она не сдавалась. Каждый вторник она ждала своего приза возле операционной. По средам она соединяла яйцеклетку со спермой и молилась. По пятницам приходила в лабораторию, затаив дыхание. И вот уже шесть лет каждую пятницу она доставала яйцеклетку из колбы, рассматривала стекло и видела – ничего. Просто яйцеклетка и куча мертвых сперматозоидов.

Но на этой неделе что-то изменилось.

Это «что-то» звали Люси Эллен Менкин, и ей было восемь месяцев. На той неделе в феврале 1944 года у Люси – «экземпляра in vivo»[296], как любила говорить Мириам, – только прорезался первый зубик. Две ночи подряд Мириам вместе с няней не спали, успокаивая ее, когда она плакала. Муж Мириам, Вали, ученый-патологоанатом из соседнего Гарвардского университета, почти ничем не помогал. Обычно он перекладывал заботу о детях на Мириам, да и вообще, его все еще раздражало, что она пошла работать к Року – до этого она была его бесплатным лаборантом. Особенно его возмущало, что у нее ненормированный день: по средам она часто шла в лабораторию в два часа ночи, чтобы оплодотворить яйцеклетку или взять сперму.

Мириам все равно туда ходила. «Я просто должна была это делать, это единственное, что меня когда-либо интересовало»[297], – сказала она.